Эмбарго возвестило об эре новых взаимоотношений в нефтяном мире. Как войну, которая была чрезвычайно важным событием, чтобы отдавать ее на откуп генералам, так и нефтяные вопросы, приобретавшие теперь колоссальное значение, не следовало оставлять нефтяникам. Нефть стала полем деятельности президентов и премьеров, министров иностранных дел, финансов и энергетики, конгрессменов и парламентариев, правителей и «царей», активистов и ученых мужей и, в частности, Генри Киссинджера, который с гордостью заявлял, что до 1973 г. мало смыслил в нефти и еще меньше в мировой экономике. Он предпочитал политику и большую стратегию. В первые месяцы введения эмбарго он неоднократно говорил своим помощникам: «Не докладывайте мне о баррелях нефти — для меня это как бутылки кока-колы. Я этого не понимаю!» Тем не менее, как только в игру вступило «нефтяное оружие», этот акробат от дипломатии делал больше, чем кто-либо другой, чтобы меч был вложен обратно в ножны.
«ПОТЕРИ»«Арабское нефтяное эмбарго», как его называли, имело два аспекта. Один, имеющий более широкий спектр воздействия и оказавший влияние на весь мировой рынок, заключался в поэтапном ограничении добычи — первоначальное сокращение и дополнительное на 5% каждый месяц. Другим был полный запрет на экспорт нефти, который вначале касался только Соединенных Штатов и Нидерландов, но в дальнейшем был распространен на Португалию, Южную Африку и Родезию. Затем в результате какого-то странного стечения обстоятельств эмбарго было введено для американских военных баз в Восточном полушарии, включая 6-й флот, в задачи которого входила защита некоторых стран, вводивших эмбарго. Нефтяные компании, возможно, считали, что «не моргнув глазом» перенесут это сокращение, наладив поставки нефти из других источников. Однако так не считали в Пентагоне, где в самый разгар военного кризиса, в который могли быть вовлечены американские вооруженные силы, оно вызвало ярость. Не считали так и в конгрессе, где срочно была принята поправка, согласно которой дискриминация министерства обороны рассматривалась как преступный акт. Тем временем поставки американским вооруженным силам были возобновлены.
В начале ноября 1973 г., всего через две недели после решения применить «нефтяное оружие», арабские министры решили увеличить сокращение нефтедобычи. Но каков был в действительности объем недополученной нефти? В первой половине октября суммарный объем арабских поставок составлял 20,8 млн баррелей в день. В декабре, в наиболее острый период эмбарго, — 15,8 млн баррелей в день. Таким образом, суммарная потеря на рынках составляла около 5 млн баррелей. Но теперь в Соединенных Штатах не было резервных запасов. Это обусловило важнейшие изменения и в политике, и в нефтяной отрасли по сравнению с недавним прошлым. Всего шесть лет назад во время Шестидневной войны 1967 г. резервные запасы Америки были единственным и самым главным фактором, позволявшим обеспечивать энергетическую безопасность стран Запада не только во время послевоенных энергетических кризисов, но и во время Второй мировой войны. Теперь такого «запаса прочности» не было: Соединенные Штаты утратили эту важнейшую возможность влиять на мировой нефтяной рынок. Другие производители во главе с Ираном могли повысить добычу в целом до 600 000 баррелей в день. Ирак, выступивший с предложением тотальной экономической войны против Соединенных Штатов, которое отвергли другие арабские производители, не огорчился, а, как это ни странно, увеличил добычу и таким образом доход. Стремясь объяснить политику своей страны, Саддам Хусейн обрушился на правительства Саудовской Аравии и Кувейта, заявив, что те представляют «реакционные правящие круги, хорошо известные своими связями с Америкой и американскими монополистическими интересами», и осудил сокращение поставок европейцам и японцам, указав, что это может снова бросить их «в объятия» ненавистных американцев.
С учетом роста нефтедобычи в других регионах чистые потери в декабре составили 4,4 млн баррелей в день, или примерно 9% от 50,8 млн баррелей в день, которые получали страны Запада два месяца назад. На первый взгляд не особенно большая потеря в пропорциональном отношении. Но на мировом рынке продаж она составила 14%, а из-за быстрого роста темпов мирового потребления (7,5% в год) была еще более ощутимой.