Добывайки

Очки вдруг исчезли со второго лица, затем снова там появились – владелец их протирал. Как Под ни был напуган, он всё же подумал: «А они бы мне на что-нибудь сгодились, и этот шёлковый носовой платок тоже».

– Немного не в форме, – ответили более тонкие губы, – ты их растрясла, когда несла в картонке.

– Может быть, добавить в молоко капельку коньяка, душенька? – предложили розовые губы. – У тебя с собой фляжка?

Очки удалились, исчезли на миг, послышалось звяканье металла по фарфору. Под крепче сжал руку Хомили, словно желая что-то ей сообщить. Она в ответ изо всех сил стиснула его плечо. Первый голос сказал:

– Хватит, Сидни, не переборщи.

Над ними снова показались огромные лица, огромные глаза уставились на них…

– Погляди на их личики… на эти ручки, волосики, ножки и всё другое. Что они такое, как ты думаешь, Сидни?

– Для нас они находка, вот что они такое для нас! Золотое дно! Пошли, душенька, они не будут есть при нас.

– Можно, я выну кого-нибудь из них?

– Нет, Мейбл, лучше их руками не трогать.

(Под снова сжал ладонь Хомили.)

– Но почему?

– Неужели не ясно? Мы взяли их не для того, чтобы приручать. Оставь их в покое, Мейбл, посмотрим, как они здесь устроятся. Можем прийти попоздней.

Глава одиннадцатая

– Мейбл и Сидни, – сказала Арриэтта, когда шаги замерли вдали. Казалось, спокойствие духа неожиданно вернулось к ней.

– Ну и что из этого? – спросил Под.

– Это их клички, – небрежно сказала Арриэтта. – Ты разве не слышал, что они говорили?

– Почему ж? Я слышал, как он сказал, что нас нельзя брать в руки и что надо налить капельку коньяка в молоко.

– Молоко! Словно мы кошки, – пробормотала Хомили.

Однако у всех троих гора упала с плеч: страшный момент – встреча с их тюремщиками – остался позади.

– Если вы хотите знать моё мнение – они не очень-то сообразительные. Может быть, они и не глупы, даже умны по-своему, но сообразительными их не назовёшь.

– Кто – Мейбл и Сидни, да? – спросила Арриэтта. И внезапно рассмеявшись, подошла к стенке картонки.

Под улыбнулся, услышав её тон.

– Да, они самые, – сказал он.

– Еда, – объявила Арриэтта, заглядывая за край картонки. – Я ужасно проголодалась, а вы?

– Я и пальцем ни к чему не притронусь, – заявила Хомили. Но тут же, по-видимому, передумала. – А что там есть? – слабым голосом спросила она.

– Мне отсюда плохо видно, – ответила Арриэтта, перевешиваясь через край.

– Погодите-ка, – сказал Под, – у меня сейчас мелькнула одна мысль, очень важная мысль, можно сказать – осенило. Вернись сюда, Арриэтта, сядь возле матери – еда не убежит.

Когда обе они уселись, выжидающе глядя на него, Под откашлялся, чтобы прочистить горло.

– Мы должны реально смотреть на вещи, – начал он. – Я всё это обдумал, и, хоть мне и не хочется вас пугать, надо признать, что положение наше тяжёлое – хуже некуда.

Он приостановился, и Хомили, взяв в свои ладони руку Арриэтты, погладила её успокаивающе.

– Ни один добывайка, – продолжал Под, – во всяком случае из тех, кого я знаю, не находился в полной власти у человеков. В полной власти, – мрачно повторил он, переводя взгляд с одного испуганного лица на другое. – Добываек видели – нас самих видели, добываек вымаривали голодом или выгоняли из дома другим путём, но чтобы их брали в плен – о таких штуках я ни разу не слышал… ни разу за всю мою жизнь. А ты, Хомили?

Хомили облизнула сухие губы.

– Нет, – прошептала она.

У Арриэтты был очень мрачный вид.

– Так вот, если мы не найдём способа отсюда убежать, это с нами и произойдёт – мы до самой смерти будем в полной власти у человеков… Полной власти, – медленно повторил он, словно хотел, чтобы слова эти отпечатались у них в уме.

Наступила зловещая тишина; наконец Под снова заговорил:

– Кто будет капитаном на нашем корабле?

– Ты, Под, – хрипло сказала Хомили.

– Верно, я. И вам обеим придётся слушать мою команду. Я намерен установить правила… не все сразу, смотря по тому, что нам будет нужно. Понятно, первое правило – послушание…

– Само собой, – сказала Хомили, стискивая руку Арриэтты.

– …А второе – то самое, что пришло мне сейчас в голову, – мы все как один должны набрать в рот воды…

– Право, Под… – резонно начала Хомили, зная, что всему есть предел.

Арриэтта сразу поняла, о чём говорит отец.

– Папа хочет сказать: мы не должны разговаривать с Мейбл и Сидни.

Под снова улыбнулся, хотя и вымученной улыбкой, её презрительному тону.

– Да, с этими самыми, – подтвердил он. – Они даже знать не должны, что мы умеем говорить. Потому что, – он ударил двумя пальцами правой руки по ладони левой, чтобы подчеркнуть смысл своих слов, – если они не узнают, что мы умеем говорить, они будут думать, что мы ничего не понимаем. Как животные. А если они будут думать, что мы ничего не понимаем, они сами станут при нас говорить. Ясно, куда я клоню?

Хомили несколько раз быстро кивнула головой; она гордилась Подом. – Ну что ж, – продолжал он более спокойно и неторопливо, – давайте взглянем на их еду, а когда поедим, начнём обход этой комнаты… исследуем все трещины и щели от пола до потолка. Займёт это у нас несколько дней.