Добывайки

Под прямым углом к камину, отодвинутая от наклонной стены, стояла ножная швейная машина, точь-в-точь как та, вспомнила Арриэтта, что была в Фирбэнке. Над ней свисали с гвоздя резиновая велосипедная камера и мочалка из рафии. На полу стояли два сундука, лежали кипы старых журналов и сломанные садовые стулья. Между сундуками был прислонён к стене сачок, с помощью которого их захватили. Хомили взглянула на бамбуковую ручку и, дрожа, отвела глаза.

С другой стороны комнаты возвышался большой кухонный стол, рядом – кресло с высокой плетёной спинкой. Стол был уставлен аккуратными стопками тарелок и блюдец разного размера и другими вещами, которые снизу было трудно разглядеть.

На полу возле кресла, под самым окном, они увидели массивный ящик орехового дерева, инкрустированный потемневшей от времени бронзой. Полировка растрескалась, местами совсем сошла.

– Похоже на дорожный несессер, – сказал Под, он видел нечто подобное в Фирбэнке, – для гребёнки, мыла и одеколона. Или на одну из этих складных коробок для письменных принадлежностей. Хотя нет, – продолжал он, подойдя поближе к ящику, – тут сбоку ручка.

– Это музыкальная шкатулка, – сказала Арриэтта.

В первый момент им показалось, что ручку заело, но вскоре она пошла совсем легко. Добывайки поворачивали её, словно рукоятку старомодного катка для белья, трудно было лишь на самом верху оборота. Однако Хомили, при её длинных руках и пальцах, умудрилась дотянуться и туда – она была немного выше Пода. Послышался скрип и шорох, затем раздалась мелодия, прелестная, как перезвон колокольчиков, под который эльфы водят свой хоровод, но почему-то немного печальная. И вдруг она кончилась так же внезапно, как началась.

– О, сыграй ещё раз! – вскричала Арриэтта.

– Хватит, – сказал Под, – у нас много дел.

Он внимательно рассматривал стол.

– Ну, хоть один разочек, – упрашивала Арриэтта.

– Хорошо, – сдался он, – но поторопись. Уже не так рано…

Пока шкатулка исполняла «на бис» свою песенку, Под стоял посреди комнаты, не сводя глаз со столешницы.

Когда Арриэтта и Хомили присоединились к нему, Под сказал:

– Туда, наверх, есть смысл забраться.

– Не представляю, как ты это сделаешь, – сказала Хомили.

– Погоди минутку, – прервал её Под, – я, кажется, придумал…

Они послушно замолчали, глядя, как он переводит глаза с предмета на предмет; вот он измерил высоту кресла с плетёной спинкой, вот, отвернувшись от него, взглянул на мочалку, прикинул, где вколоты в манекен булавки, и снова посмотрел на стол. Хомили и Арриэтта затаили дыхание.

– Легче лёгкого, – сказал наконец Под, улыбаясь, – детская игра. – И потёр руки, он всегда веселел, когда удавалось успешно решить какую-нибудь профессиональную задачу. – Не удивлюсь, если там, наверху, полно всякого добра.

– Но нам-то что с этого толку? – спросила Хомили. – Раз отсюда всё равно не уйти?

– Почём знать? – возразил Под. – Но так или иначе, – бодро продолжал он, – будем при деле – не станем вешать нос.

Глава тринадцатая

Вскоре у них установился определённый распорядок. Утром, часов около девяти, в мансарде появлялись миссис или мистер Плэттер – или оба вместе – и приносили еду. Они проветривали комнату, убирали грязную посуду и вообще устраивали добываек на день. Миссис Плэттер – к ярости Хомили – упорно продолжала смотреть на них как на кошек и помимо блюдца молока и миски с водой ежедневно ставила на чистом листе газеты не только еду, но и противень с золой.

Под вечер, между шестью и семью часами, всё повторялось, и называлось это у Плэттеров «укладывать их спать». К тому времени темнело, нередко добывайки уже дремали, и чирканье спички, яркое пламя и рёв газового рожка пробуждали их ото сна. Согласно одному из правил Пода, как бы деятельны ни были добывайки между приходами их тюремщиков, те не должны были видеть их нигде, кроме как в картонке. Времени забраться туда было предостаточно, так как шаги на лестнице загодя предупреждали их, что идут Плэттеры.

– Они не должны знать, что мы умеем лазать, – напоминал Под.

Завтрак состоял из остатков того, что сами Плэттеры ели утром, ужин – более разнообразный и вкусный – из того, что те ели на обед. Если добывайки оставляли что-нибудь на тарелке нетронутым, это никогда больше не приносилось. «В конце концов, – сказал как-то мистер Плэттер, – книг о них нет, как нам выяснить, чем они питаются? Только путём проб и ошибок. Дадим им немножко того, немножко этого, вот и увидим, что им по вкусу».

За редкими исключениями – когда мистер или миссис Плэттер решали заняться в мансарде починкой или поднимались наверх с подносами чайной посуды, ножей и ложек, чтобы спрятать всё это на зиму, – часы между завтраком и ужином были в полном распоряжении добываек.

Это были очень деятельные часы. В первый день Под с помощью согнутой булавки и длинной, завязанной узлами пасмы ниток умудрился забраться на стол, а когда убедился, что путь этот не представляет опасности, показал Арриэтте, как подняться к нему. Позднее, сказал он, они сделают из рафии верёвочную лестницу.