Дочь Деметры

Нет, кажется, это было потом.

Был уже поздний вечер, но Кора не хотела идти к Деметре — она вернулась к каюте штурмана и свернулась клубочком на полу рядом с дверью, проваливаясь в короткий сон.

Ей снились неровные шаги штурмана; и как он подхватывает её на руки, и шепчет на ухо, пока открывает дверь и переносит через порог:

— Там были живые. Я мог почувствовать это раньше … я мог попытаться…

Утром они пили кофе из синтезатора, и штурману, кажется, было лучше. По крайней мере, он спокойно рассказывал о вылазке на корабль, цитировал по памяти бортовые журналы погибшего звездолета и говорил о том, что вместе с изголодавшемуся по свежему мясу огромному кому жрущей протоплазмы, катающемуся по кораблю, под удар ликвидационной команды попали люди, спящие в анабиозных капсулах.

— Конечно же, нужно сначала полазать по капсулам, а протоплазма пока пусть жрет экипаж, — фыркала Кора. — И, знаете, чем больше во Вселенной жрущей протоплазмы, тем она интересней. Звучит цинично, но эти, из капсул, должны быть счастливы, что не стали раствором.

— Я был уверен, что ты так скажешь.

Глава 6

Торжественная часть Осеннего бала начиналась в полдень — в этом, кажется, было что-то сакральное. Кора надела новое красивое платье, уложила волосы и, повертевшись перед большим зеркалом в каюте Деметры, украсила шею её изумрудным ожерельем.

Кроме нежного ожерелья мать предложила ей свои туфельки — они решили не покупать новые ради одного вечера. Кора отказалась. Она считала нецелесообразным надевать высокие каблуки под платье в пол. К тому же «туфельки» выглядели так, как будто в них танцевали все клоны Коры за последнюю сотню лет.

— И как же ты собираешься танцевать? — возмущалась Деметра. — Мы что, зря три недели учили вальс?

Да, они действительно разучивали вальс и ещё несколько танцев, причем Деметра называла этот процесс «освежить в памяти». Якобы Кора умела танцевать раньше, и просто забыла все эти навыки, когда легла в анабиоз прошлой осенью.

Впрочем, теорию танца она знала прекрасно. Танца! С полсотни различных танцев, информацию о которых ей загрузили, как очевидно, вместе со знанием биологии. Раньше все это представлялось ей бесполезным, но после трёхнедельных пыток вальсом Кора поменяла свое мнение. Танцы с Деметрой не были бесполезны — они были чудовищны. Она с куда большим удовольствием потратила два часа ежедневных занятий танцами на чтение книг, но мать настаивала, и Коре не хотелось проводить свои последние дни в ругани.

Она уступала матери — её странному капризу, последнему перед лицом вечности. Но эта вечность — вечность в растворе — ожидала Кору, а не Деметру.

Поэтому Кора тоже имела право капризничать.

— Никаких каблуков, — категорично отказалась девушка. — Пойду в привычном. Надеюсь, никто от этого не умрёт.

Деметра поджала губы и бросила взгляд куда-то в сторону. Там, за стеной, Кору ждал автоклав — и мать очень явственно напоминала себе об этом с самого утра. Первый взгляд был брошен в сторону этого жуткого устройства, когда она обнаружила, что Кора не ночевала в своей постели. Опять.

Потом она поглядывала в сторону автоклава каждые полчаса, и каждый раз Кора прятала понимающую улыбку.

Автоклав снился ей уже больше недели — она просыпалась ночью, судорожно хваталась за тонкую простынь в своей крошечной каюте, или за руки Аида Кроновича, когда спала у него, и долго лежала в постели, пытаясь прогнать из памяти стеклянно — стальную алчную пасть. Порой ей казалось, что она уже ложилась в этот чудовищный автоклав, и он когда-то уже перемалывал её до раствора, превращая в питательный гумус каждую клеточку тела. Знала, как это больно, и помнила свой отчаянный крик.

«Пожалуйста, мама, пожалуйста…»

Но воздух, кажется, резал ей лёгкие, глаза застилал кровавый туман, а кожа сползала с костей кровавыми лоскутами.

Недолго.

Потом Кора отряхивалась ото сна и заставляла себя вспоминать, что раствор, из которого её собрали почти год назад, не может помнить ничего подобного. Страх проходил, и она снова укладывалась в постель.

И снова к ней возвращались кошмары. Все чаще и чаще.

Аид Кронович спрашивал, что с ней, но Кора отмахивалась. Она твердо решила рассказать ему обо всем накануне первого дня зимы. Танат тоже спрашивал, почему она выглядит такой грустной, и даже Гермес забегал пару раз — поворчать, осуждая её упрямство.

А если бы об этом спросила Деметра — Кора могла бы и не сдержаться. Но матери, очевидно, не приходило в голову интересоваться состоянием будущей подкормки для орхидей. И в этом, пожалуй, не было ничего плохого.

Кора запрыгнула в привычные ботинки на невысокой подошве и покрутилась перед зеркалом.

— Приемлемо, — констатировала Деметра. — Ноги почти не видно. Главное, не наступай на ногу партнерам по танцам. Если таковые найдутся.

Кора мечтательно улыбнулась, довольная тем, что отбилась от ужасных туфель, и поправила волосы. С кем, с кем, а с Аидом Кроновичем она танцевать не планировала — ещё чего не хватало, привлекать внимание всего командования. А мнение остальных её и не волновало.