Дочь Деметры

Кора боялась смотреть на него, когда он шел к сейфу — и непонятно откуда соткавшаяся тень летела за ним шелестящим плащом. Когда открывал, небрежно вытаскивал коньяк, шоколад, какие-то документы, и, наконец, небольшой темно — красный плод — гранат.

И алые отблески, кажется, освещали улыбкой его лицо. И темную бездну в глазах.

Кора смотрела на гранат в руках Владыки Подземного мира и не понимала, почему дрожат его пальцы.

— Вот, Кора, возьми, это часть моего мира, ещё оттуда, — штурман немного сбивался от волнения. — Если ты… если хочешь.

Аид Кронович воткнул ногти в гранат, оторвал кусок корки — обнажились мелкие рубиновые зерна — и осторожно положил фрукт на стол.

Кора подошла, завороженная, и штурман отступил назад, не отрывая взгляда от россыпи зерен. Девушка взяла одно в руку, и…

И мир перевернулся вверх дном, опрокинулся, утаскивая её в темноту и смерть, прохладную, дышащую, ласковую, обещающую забвение и покой, журчание воды, шелест тюльпанов и пение душ.

И трон рядом с троном Аида, и вечность рядом с ним. Навсегда.

Кора не имела право взять это. Она ведь не была живой, настоящей, она должна была умереть завтра, и то, что Аид Кронович выбрал её сейчас, было ужасной ошибкой.

Но он ждал, и смотрел, и улыбался. Как будто в эти секунды он был счастлив по — настоящему. Как будто тоже любил ее.

А ей нужно было только взять зернышко.

Но она не могла.

— Аид Кронович, я… — она должна была объяснить ему. Рассказать. Он ещё мог выбрать другую, живую, которая будет его любить, и не будет врать, и которая не заставит его выбирать между жизнью и долгом, и никогда не причинит боль. Не отвернется, когда он предложит свой мир.

Если сможет. Когда-нибудь.

После неё.

— Простите, — прошептала Кора. — Я не должна этого делать, простите. Только не я.

Она съела одно зернышко, потом ещё три — больше не смогла — и кисло — сладкий вкус граната мешался со вкусом её слез.

Глаза Аида Кроновича сияли, и от этого было ещё страшнее — потому, что Кора брала то, что не могло ей принадлежать.

Никогда.

Кажется, штурман все-таки взял себя в руки раньше, чем Кора догадалась хотя бы перестать реветь:

— Ох, Кора, я, кажется, тебя напугал, — он глубоко вздохнул, покачал головой, убрал гранат обратно в сейф, положил туда же документы и взял в руки бутылку с коньяком. — Так. Вот коньяк. Вот шоколад. Ты будешь с кофе или без?..

Кора вытерла слёзы, ещё раз напомнила себе, что в десять утра её ждет автоклав, и, кажется, орхидеям не понравится высокое содержание спирта в её организме, и решительно сказала:

— Давайте с кофе. И шоколадка не помешает. И да, теперь мне нужно побыть одной.

— Извини.

Они выпили кофе с коньяком, и Кора распрощалась с Аидом Кроновичем как только её перестало трясти.

В лифте она едва вспомнила, что не планировала возвращаться к Деметре так рано, и в итоге разместилась на техническом этаже, там, где заранее припрятала пару книг. У неё было около шести часов для того, чтобы составить по письму для штурмана и Таната, навестить Гермеса и даже немного поспать.

А в десять утра она, как прилежная дочь, вернулась в оранжерейный отсек, аккурат чтобы встретить Деметру с роботом — погрузчиком на пороге свой каморки и выразить ей все возмущение насчёт дистанционного замка, усыпляющих газов и прочих методов воспитания.

С ехидной улыбкой выслушать её робкие оправдания и, наконец, спросить:

— Так что, мы идем в автоклав? Уже десять!

***

Автоклав улыбался Коре как старой знакомой. Высокий, продолговатый, с полукруглой стеклянной крышкой, он и вправду походил на анабиозную капсулу — только очень старую, на одного человека. Кора читала, что индивидуальные капсулы перестали делать больше ста лет — не выгодно. Впрочем, у Деметры не было двух десятков клонированных дочерей, чтобы размещать их в стандартном анабиозном отсеке, рассчитанном на команду небольшого межзвездного лайнера. К тому же оранжереям не требовалось столько биомассы.

— Ты ела? — грозно спросила Деметра, набирая пароль на панели управления автоклавом. После ряда манипуляций, включающих прикладывание к автоклаву подушечки пальца и глаза (видимо, чтобы никто не запустил жуткое устройство без Деметры) доносящееся из чрева автоклава урчание стихло, а прозрачная крышка откинулась набок.

Кора окинула голодную пасть автоклава подозрительным взглядом и призналась:

— Около часу ночи я выпила чёрный кофе с коньяком и съела кусочек шоколадки. Надеюсь, это не повлияет на качество… анабиоза.

По правде говоря, Кора не была уверена насчёт времени — впрочем, едва ли это имело принципиальное значение. Про гранат она тоже решила не уточнять — хотя ей ужасно хотелось рассказать о случившемся хоть кому-то. Только она по понятным причинам не могла обсуждать проблему влияния гранатовых зерен на автоклав ни с Аидом Кроновичем, ни с Танатом, а обсуждать самого штурмана с Деметрой или с Гермесом считала глупым и неуместным.