Дочь фортуны

На следующее утро Элиза и Тао Цянь отправились искать Хоакина Андьету. Их попутчики с корабля уже подготовились к дальнейшему путешествию: кто-то нанял мулов для транспортировки багажа, но большинство шли пешком, бросив пожитки в Сакраменто. Китаец и чилийка обошли весь городок и не нашли следов Хоакина Андьеты, зато некоторые чилийцы как будто вспомнили, что человек с таким именем проходил через эти места месяц или два назад, и посоветовали подняться вверх по реке – возможно, там он и отыщется, это уж как повезет. Месяц назад – это звучало как вечность. Никто здесь не запоминал тех, кто был рядом накануне, чужие имена и судьбы ничего не значили. Единственной страстью было золото.

– И что нам теперь делать, Тао?

– Работать. Без денег ничего не выйдет, – ответствовал китаец, закидывая за плечо несколько кусков парусины, валявшихся на земле среди прочих оставленных вещей.

– Но я не могу ждать! Я должна найти Хоакина! И деньги у меня есть.

– Чилийские реалы? Это почти ничего.

– У меня еще остались украшения. Здесь они должны стоить…

– Прибереги их, здесь они ценности не имеют. Нам нужно заработать на мула. Мой отец ходил из деревни в деревню и лечил больных. И мой дед тоже. Я могу заниматься тем же самым, только расстояния тут другие. Мне нужен мул.

– Да у нас уже есть один мул: это ты! Какой же ты упрямый!

– Не настолько упрямый, как ты.

Тао Цянь и Элиза одолжили у местных инструмент, соорудили каркас из жердей и досок, натянули потолок из парусины и таким образом обзавелись жильем: это была жалкая хибара, готовая рухнуть при первом же порыве ветра, но она по крайней мере защищала от ночной сырости и весенних дождей. Новость об умелом докторе разнеслась быстро, и вскоре появились пациенты-китайцы, поверившие в незаурядные способности нового чжунъи, вслед за ними потянулись мексиканцы и чилийцы, последними присоединились американцы и европейцы. Прослышав, что новый доктор не менее сведущ, чем трое белых врачей в Сакраменто, а берет дешевле, многие справились со своим отвращением к «желтолицым» и решились испытать азиатскую науку. В первые дни Тао Цянь был настолько занят, что Элизе пришлось ему помогать. Девушка как завороженная следила за его мягкими умелыми руками, когда китаец проверял пульс на разных участках рук и ног, ощупывал тела больных, как будто лаская, и втыкал иголки в секретные точки, ведомые только ему. Сколько лет этому человеку? Однажды Элиза спросила напрямик, и Тао Цянь ответил, что, если принять в расчет все реинкарнации, определенно получится что-то между семью и восемью тысячами лет. На глаз Элиза давала своему спутнику лет тридцать, хотя порой, рассмеявшись, Тао Цянь выглядел младше ее. При этом, когда он склонялся над больным и достигал предельной сосредоточенности, он казался старше древней черепахи, и тогда легко было поверить, что за плечами у него много веков. Элиза с изумлением взирала, как китаец исследует стаканчик с мочой пациента, определяя по запаху и цвету скрытые недуги, или как он изучает зрачок больного с помощью увеличительной линзы, чтобы понять, чего в организме не хватает, а чего слишком много. Иногда врач ограничивался возложением рук на живот или голову больного, закрывал глаза и как будто терялся в долгом сновидении.

– Что ты делал? – спрашивала потом Элиза.

– Я чувствовал его боль и передавал энергию. Отрицательная энергия приносит страдания и болезни, положительная энергия может исцелить.

– А эта положительная энергия – какая она, Тао?

– Она как любовь, горячая и светлая.

Извлекать пули и обрабатывать ножевые раны – это была их привычная работа; Элиза перестала бояться крови и научилась зашивать человеческую плоть с тем же спокойствием, с каким прежде вышивала простыни для своего приданого. Хирургическая практика под руководством английского врача Эбенизера Хоббса очень пригодилась Тао Цяню. В этом краю, населенном ядовитыми змеями, не было недостатка в укушенных пациентах, которых раздутыми и посиневшими приносили на руках их товарищи. Грязная вода самым демократичным образом распространяла холеру: спасения от нее не знал никто; были и другие болезни с опасными симптомами, но и они не всегда приводили к смерти. Тао Цянь запрашивал недорого, но всегда вперед: он по опыту знал, что напуганный человек платит не скупясь, а исцеленный начинает торговаться. Когда Тао Цянь просил деньги вперед, он каждый раз видел укоряющий взор своего старого наставника, но гнал от себя это видение. «Учитель, я не могу позволить себе роскошь быть щедрым в таких обстоятельствах», – шептал доктор. Анестезия в обычный гонорар не входила, поэтому тем, кто хотел унять боль с помощью дурмана или золотых иголок, приходилось платить больше. Тао Цянь делал исключение для бандитов, которых суровый суд приговорил к порке или к отрезанию ушей: старатели гордились своим скорым правосудием, никто не собирался содержать и охранять тюрьму.

– Почему ты не берешь плату с преступников? – спросила Элиза.

– Я предпочитаю, чтобы они были мне кое-чем обязаны, – ответил хитрец.