Дочь фортуны

Чилийцы были молоды, веселы и до сих пор не растеряли кураж, который выгнал их из дома и забросил в далекий край; впрочем, они уже начали понимать, что улицы здесь не вымощены золотыми плитами, как рассказывали им на родине. Поначалу Элиза избегала открывать лицо и ехала, надвинув шляпу на глаза, но вскоре она заметила, что эти ребята вообще мало друг на друга смотрят. Им достаточно было знать, что к каравану присоединился еще один парень, и никого не удивляли его фигура, его голос и привычки. Каждый был занят сам собой, никто не обращал внимания, что Элиас не справляет нужду вместе с ними, а когда по пути встречалось озерцо, в котором можно искупаться, он лезет в воду не раздеваясь и даже не снимая шляпы, отговариваясь тем, что так заодно и одежду простирнет. Вообще-то, о чистоте здесь никто не заботился, и через несколько дней Элиза так же выпачкалась и пропотела, как и остальные. Она открыла, что грязь всех низводит до одного и того же состояния, и ее собачий нюх едва отличает запах ее тела от запаха попутчиков. Грубая ткань штанов царапала Элизе ноги, она не имела привычки к дальним поездкам верхом и на второй день едва могла ходить из-за стертой кожи на заднице, но и остальные тоже были горожане, а потому страдали не меньше Элизы. Сухая и жаркая погода, жажда, усталость и беспрерывно осаждавшие их москиты быстро положили конец балагурству. Чилийцы ехали молча, под бряцанье поклажи, они раскаивались в своей затее, еще не приступив к работе. Несколько недель караван бродил в поисках подходящего места для добычи золота, и Элиза использовала это время, чтобы порасспрашивать о Хоакине Андьете. Ни собранные в пути образцы породы, ни маловразумительные карты не облегчали задачи, а если им случалось набрести на хорошее место для промывки золота, оно уже было занято сотнями старателей, которые пришли раньше. У каждого было право застолбить сотню квадратных футов, владение участком обозначалось ежедневной работой и оставленными инструментами в случае недолгой отлучки, но, если старатель не появлялся в течение десяти дней, другие могли занять его место и зарегистрировать участок под своим именем. Самые тяжкие преступления – вторжение на чужую территорию раньше срока и кража – карались виселицей или поркой по приговору суда первой и одновременно последней инстанции, где старатели исполняли роли судей, присяжных и палачей. Партии чилийцев встречались повсюду. Земляки опознавали друг друга по одежде и акценту, радостно обнимались, угощались мате, водкой и сушеным мясом, красочно повествовали о пережитых невзгодах и тоскливо пели родные песни под звездным небом, но на следующий день коротко прощались, не тратя время на излишнее радушие. По характерному выговору и обрывкам рассказов Элиза догадывалась, что некоторые чилийцы родом из Сантьяго: эти полуаристократы еще несколько месяцев назад щеголяли в сюртуках, лаковых туфлях, шевровых перчатках и помадили волосы, однако на приисках их было почти невозможно отличить от самой простецкой деревенщины, здесь все трудились на равных. Классовые условности и предрассудки таяли перед суровой реальностью приисков, зато межрасовая ненависть никуда не делась, стычки вспыхивали по любому поводу. Чилийцы были многочисленнее и предприимчивее других латиноамериканцев, поэтому особенно раздражали гринго. Элиза узнала, что в Сан-Франциско ватага пьяных австралийцев напала на Чилесито – случилось настоящее сражение. На приисках хозяйничали несколько чилийских компаний: они завозили сюда крестьян – батраков, которые из поколения в поколение жили под феодальным гнетом; здесь они работали за мизерную оплату и не удивлялись, что золото принадлежит не тому, кто его нашел, а хозяину. С точки зрения янки, это было самое обычное рабство. Американские законы поддерживали индивидуальное предпринимательство: размеры участков соответствовали возможностям одного человека, который на нем работал. Чилийские компании обходили этот закон, записывая за каждым пеоном отдельный участок, и таким образом забирали себе обширные территории.

Белые старатели разных национальностей носили фланелевые рубашки, штаны заправляли в сапоги и имели пару револьверов на поясе; китайцы были в стеганых куртках и широких штанах; индейцы расхаживали в рваных военных мундирах и с голым задом; мексиканцы – в белых хлопчатых одеждах и гигантских сомбреро; золотоискателей из Южной Америки можно было узнать по коротким пончо и широким кожаным поясам – в них они носили ножи, табак, порох и деньги; дикари с Сандвичевых островов[29] были босы, а пояса носили из яркого шелка; все эти люди жили в мешанине цветов, культур, религий и языков, одержимые одной общей страстью. И каждого встречного Элиза спрашивала о Хоакине Андьете и просила рассказать всем знакомым, что Хоакина ищет его брат Элиас. Погружаясь все глубже в этот край, Элиза осознавала, насколько он огромен и как же трудно будет отыскать возлюбленного среди пятидесяти тысяч иностранцев, кочующих с места на место.