Дочь фортуны

К ужину подали тихоокеанские устрицы (одно из немногих гастрономических чудес Сан-Франциско), фаршированных миндалем голубей и груши в сиропе – из товаров, отправленных Паулиной: отель сразу же закупил этот деликатес. Красное вино тоже было из Чили, а шампанское – из Франции. По Сан-Франциско уже пронесся слух о приходе чилийского корабля со льдом, и все рестораны и отели моментально заполнились горожанами, желающими полакомиться свежими яствами, пока они не кончились. Джентльмены уже курили сигары и переходили к кофе и бренди, когда Джона Соммерса кто-то хлопнул по плечу – да так, что бокал едва не выскочил из руки. Обернувшись, он узрел перед собой Джейкоба Тодда, с которым не виделся вот уже три года, с тех пор как высадил бедного и униженного продавца библий в Англии. Встретить этого человека здесь Соммерс никак не ожидал и даже сначала не узнал, потому что сейчас фальшивый миссионер смотрелся как карикатура на янки. Тодд подрастерял волосы и вес, лицо его обрамляли пышные бакенбарды, на нем был тесноватый костюм в клеточку, сапоги из змеиной кожи и несуразная виргинская шляпа белого цвета, а из всех четырех карманов пиджака торчали карандаши, блокноты и газеты. Мужчины обнялись как старые друзья. Джейкоб Тодд объявился в Сан-Франциско пять месяцев назад – он писал статьи о золотой лихорадке, их регулярно печатали в Англии, а также в Бостоне и Нью-Йорке. Тодд приехал в Калифорнию благодаря бескорыстному участию Фелисиано Родригеса де Санта-Крус, который не позабыл, чем обязан этому англичанину. Фелисиано, как истинный чилиец, всегда помнил об оказанной услуге (как и о нанесенном оскорблении) и, узнав о невзгодах Тодда в Англии, выслал ему деньги, билет и записку, объяснявшую, что Калифорния – это самая дальняя точка земного шара; все, что после нее, – это уже возвращение с другой стороны. В 1845 году Джейкоб Тодд сошел с корабля Джона Соммерса, полностью восстановив здоровье и былой энтузиазм, и был готов позабыть скандальное происшествие в Вальпараисо, душой и телом посвятить себя обустройству в Англии утопической общины, о которой так много говорил и мечтал. При нем была его пухлая тетрадь, пожелтевшая от использования и от морского воздуха, вся испещренная записями. Заветная община была изучена и распланирована до последней детали, Тодд нисколько не сомневался, что многие юноши (старики его не интересовали) откажутся от своего тоскливого прозябания, дабы присоединиться к идеальному сообществу свободных мужчин и женщин, основанному на идее абсолютного равноправия, без власти, полиции и религии. Потенциальные кандидаты для эксперимента Джейкоба Тодда оказались куда менее сговорчивыми, чем ему бы хотелось, однако через два месяца у него набралось двое или трое желающих попробовать. Недоставало только мецената для финансирования дорогостоящего проекта, а еще требовался обширный участок земли, ведь общине предстояло жить вдалеке от соблазнов мира и самостоятельно удовлетворять все потребности. Тодд уже вступил в переговоры с одним взбалмошным лордом, обладателем огромных угодий в Ирландии, когда слух о чилийском скандале достиг Лондона, преследуя беднягу, как упрямая собака, и не давая продохнуть. Теперь и в Лондоне перед Джейкобом Тоддом захлопнулись все двери, он остался без друзей, ученики и лорд от него отвернулись, а мечта об утопии полетела ко всем чертям. Несчастный снова попытался обрести утешение в алкоголе, снова погрузился в болото мучительных воспоминаний. Тодд, как крыса, забился в затрапезную гостиницу, и там его нашло спасительное письмо от друга. Тодд долго не раздумывал. Он сменил фамилию и сел на корабль в надежде начать в Калифорнии новую яркую жизнь с чистого листа. Единственной его целью было похоронить свой позор и жить в безвестности, пока не появится возможность возродить идиллический проект. Для начала следовало обзавестись работой: рента Тодда значительно сократилась, славные деньки праздности остались в прошлом. В Нью-Йорке Джейкоб Тодд навестил несколько газетных редакций и предложил свои услуги в качестве корреспондента в Калифорнии; он отправился на запад через Панамский перешеек, потому что ему не хватило духу путешествовать через Магелланов пролив и снова оказаться в Вальпараисо, где еще были свежи воспоминания о его позоре и его запятнанное бесчестьем имя могло коснуться ушей прекрасной мисс Розы. В Калифорнии его встретил друг Фелисиано Родригес де Санта-Крус – он помог ему обосноваться в новом городе и получить место в старейшей газете Сан-Франциско. Джейкоб Тодд, ныне Джейкоб Фримонт, впервые в жизни взялся за работу и с изумлением осознал, что это занятие ему нравится. Он ездил по Калифорнии и писал обо всем, что привлекало его внимание, включая индейские маски, иммигрантов со всех уголков земли, беспардонную спекуляцию перекупщиков, скорое правосудие старателей и повсеместное распространение порока. Один из репортажей едва не стоил Джейкобу жизни. Не называя имен, он совершенно прозрачно описал несколько игорных домов, в которых были в ходу шулерские кости, крапленые карты, разбавленные напитки, наркотики, проституция и практика одурманивания женщин алкоголем, так что они теряли сознание, а потом держатели притона продавали право их насиловать – по доллару с каждого мужчины, который пожелает участвовать в потехе. «И все это покрывается теми самыми властями, которым полагалось бы разбираться с этими пороками», – сетовал журналист в виде заключения. На Фримонта разом ополчились бандиты, начальник полиции и местные политики, так что ему пришлось скрыться на два месяца, пока не поутихли страсти. Несмотря на это осложнение, статьи Фримонта появлялись в газетах регулярно и сам он превращался в уважаемого автора. Джону Соммерсу Тодд обрисовал ситуацию так: стремился к безвестности, а превращаюсь в знаменитость.