Никто не узнал о дне рождения Элизы, поэтому никакого праздника не было, но тот вечер 15 марта все равно запомнился и ей, и всем остальным. Клиенты вернулись в барак, девушки были все время заняты, Чиленито задорно колотил по фортепиано, а Джо вела многообещающие подсчеты. В конце концов, зима прошла не так уж и скверно, пик эпидемии миновал, на тюфяках не осталось больных. В тот вечер у них засиделась дюжина старателей, усердно занятых выпивкой, а снаружи ветер обрывал ветки с сосен. Ад разразился около одиннадцати. Никто потом не мог объяснить, как возник пожар; Джо подозревала мадам из конкурирующего борделя. Деревянные стенки вспыхнули, как петарды, огонь тотчас же перекинулся на занавески, шелковые шали и балдахины на кроватях. Все выбежали из дома невредимые, даже успели накинуть на плечи одеяла, а Элиза на бегу подхватила жестянку с драгоценными письмами Хоакина Андьеты. Барак стремительно заволокло пламенем и дымом, меньше чем через десять минут он пылал как факел, а полуодетые женщины и их нетрезвые кавалеры взирали на происходящее, бессильные что-либо предпринять. И тогда Элиза пересчитала взглядом всех своих и с ужасом обнаружила, что не хватает Тома-без-Племени. Мальчик уснул на их общей койке. Элиза сама не помнила, как сорвала одеяло с плеч Эстер, как прикрыла им голову, как рванулась к пылающей двери в барак, а вслед за ней побежал и истошно вопящий Бабалу – великан не понял, отчего Чиленито бросился в огонь, и пытался его остановить. Элиза застала индейца стоящим посреди густого дыма, с вытаращенными глазами, но при этом совершенно неподвижного. Элиза накинула одеяло мальчику на голову и попробовала подхватить на руки, но тот был слишком тяжел, и на Элизу напал приступ кашля. Девушка рухнула на колени, она толкала Тома наружу, но мальчишка не двигался с места, и оба они так бы и превратились в пепел, если бы не Бабалу: великан появился как раз вовремя, чтобы вскинуть обоих на плечи, точно мешки, и выскочить из горящего дома под ликующие крики тех, кто ждал снаружи.
– Проклятый дикарь! Что ты там забыл внутри?! – набросилась Джо на Тома, при этом целуя и обнимая мальчика, а заодно и осыпая оплеухами, чтобы тот продышался.
Благодаря тому, что барак стоял на отшибе, они не спалили половину поселка, как заявил позже шериф, имевший опыт в подобного рода делах, поскольку пожары случались слишком часто. Завидев всполохи, на помощь сбежалось с дюжину жителей под началом кузнеца, но было уже поздно: удалось спасти только коня Элизы, о котором в суматохе позабыли, и он все это время простоял на привязи в конюшне, полумертвый от ужаса. В ту ночь Громила Джо лишилась всего, чем владела, и впервые на глазах у всех дала слабину. Она наблюдала разрушение барака с мальчиком на руках, не в силах сдержать слез, а когда от дома остались лишь тлеющие угли, спрятала лицо на огромной груди Бабалу, у которого от жара истлели брови и ресницы. Четыре голубки, увидев слабость этой сильной женщины, которую они всегда считали несгибаемой, хором завыли – они стояли на улице, в нижних юбках, с растрепанными прическами и дрожащими от рыданий телесами.
Но механизмы взаимовыручки включились еще прежде, чем угасло пламя, и меньше чем за час для всех погорельцев нашлось пристанище в домах поселка, а один из старателей, спасенный Громилой от дизентерии, организовал сбор пожертвований. Чиленито, Бабалу и индейский мальчик (то есть мужская часть каравана) провели ночь в кузнице. Джеймс Мортон положил два тюфяка и толстые одеяла возле незатухающего горна и устроил гостям роскошный завтрак, с любовью приготовленный супругой проповедника, который по воскресеньям громогласно обличал бесстыдное служение пороку – так священник именовал деятельность борделей.
– Не время сейчас злобствовать, когда эти бедные христиане дрожат от холода, – объявила супруга его преподобия, явившись в кузницу с жарким из зайца, кувшином шоколада и коричным печеньем.
А еще эта женщина обошла поселок, собирая одежду для голубок, которые лишились всего гардероба, кроме нижнего белья, и местные дамы проявили щедрость, ведь им, избегавшим даже проходить рядом с заведением второй мадам, поневоле приходилось сталкиваться с Громилой Джо во время эпидемии, и Джо завоевала их уважение. Вот так вышло, что четыре профурсетки долгое время ходили как скромницы, прикрытые от лодыжек до шеи, – до тех пор, пока не нашли возможность снова раздобыть себе кричащие наряды. В ночь пожара жена священника хотела отвести Тома к себе домой, но мальчишка вцепился в шею Бабалу, и оторвать его от великана было не в человеческих силах. Бабалу много часов пролежал без сна – под левой рукой у него пристроился Чиленито, под правой спал Том-без-Племени, и он чувствовал себя неловко под озадаченными взглядами кузнеца.
– Выкиньте эти мысли из головы, дружище, я не голубой, – негодующе фыркнул Бабалу, но не выпустил из объятий спящих друзей.