Дочь генерала

С этими словами я сел за руль своего «блейзера» и включил двигатель. Синтия и Карл сели на заднее сиденье лишь после того, как включился кондиционер. Мы влились в поток машин, направляющихся на Джордан-Филд, и я сказал Карлу:

— Я пообещал полковнику освободить его от судебного преследования, если он будет с нами сотрудничать.

— Вы со своими освобождениями на этой неделе перещеголяли любых докторов, — недовольно буркнул в ответ Карл.

Я мысленно послал его ко всем чертям.

— Панихида прошла великолепно, — сказала Синтия.

— Вы уверены насчет капеллана? — спросил меня Карл.

— Да, сэр.

— И что же, здесь все друг о друге все знают?

— Почти все, сэр, — ответил я. — Она не стремилась делать из этого секрет.

— Неужели так уж необходимо обсуждать все это именно сейчас? — воскликнула Синтия.

— Наш руководитель имеет право получать любую интересующую его информацию в любое время, — ответил ей я.

Она отвернулась к окну и ничего не сказала.

Взглянув в зеркало, я по виду Карла понял, что его тоже покоробила моя бесцеремонность с коллегой.

— Я заметил на пальце убитой перстень, который нам так и не удалось обнаружить в ходе расследования, — сообщил я.

— В самом деле? Возможно, это не тот перстень, — флегматично отозвался Карл.

— Возможно, — согласился я.

Синтия покосилась на меня, но ничего не сказала.

Мы миновали генеральскую резиденцию, затем школу психологических операций, обогнули Бетани-Хилл и очутились на шоссе вдоль стрельбищ.

От асфальта поднималось марево: полуденное солнце грозило растопить его. Я обратился к полковнику Хелльманну:

— Официально служба криминальных расследований утратила свои полномочия в этом деле.

— Ничего, раз я здесь, час-другой у нас еще есть, — сказал Карл.

— Замечательно, — произнес я без всякого энтузиазма.

Следом за другими машинами мы въехали мимо будки военной полиции на Джордан-Филд, даже не притормозив возле двух ошалевших от наплыва автомобилей и жары капралов, салютовавших каждой машине.

Другие регулировщики направляли поток прибывающих гостей на свободные места на площадке напротив ангаров. Возле ангара номер три я заметил служебный автомобиль Кента и припарковал свой «блейзер» рядом с ним. Мы вышли и вместе со всеми пошли к месту сбора, чтобы проститься с покойной в последний раз, прежде чем гроб погрузят в большой транспортный самолет «С-130», который доставит его для захоронения в Мичиган. Темно-оливковая громадина уже стояла на бетонном поле неподалеку.

Как я и думал, на Джордан-Филд собрались все те, кто не смог попасть на службу в часовню: более сотни рядовых и сержантов в военной форме, ветераны, живущие в городе, и просто любопытные из Мидленда, и множество офицеров из Форт-Хадли.

Все, включая оркестрантов, почетный эскорт, знаменосцев и салютную команду, заняли свои места, и барабанщик стал выстукивать медленный траурный марш, возвещая появление гроба с покойной, который выкатили на лафете по проходу между двух ангаров шестеро офицеров. В тени напротив открытой двери в хвостовой части самолета процессия замерла, военные отдали ей честь, а гражданские лица приложили правую руку к сердцу. Барабан умолк, и все опустили руки.

Было не только нестерпимо жарко, но и безветренно, так что флаги на древках в руках у знаменосцев повисли, и им приходилось то и дело встряхивать ими. Между тем церемония продолжалась.

Женщины из почетного эскорта взяли за края флаг, укрывающий гроб, и растянули его на уровне груди. Капеллан Эймс воскликнул: «Помолимся!», — и все склонили головы в молитве. Наконец капеллан произнес заключительные слова: «Даруй же ей вечный покой, о Господи, и негасимый свет царства небесного. Аминь!»

И тотчас же троекратный залп из винтовок потряс знойный воздух, и едва стихло эхо, как стоящий возле гроба горнист протрубил сигнал к отбою. Мне по душе этот пронзительный вечерний сигнал, совершенно справедливо избранный для прощания с уходящими от нас в иной мир, потому что он не только знаменует наступление для усопшего последнего, долгого сна, но и напоминает живым о том, что ночь сменится днем и вновь прозвучит на заре сигнал побудки.

Женщины из эскорта свернули флаг и передали капеллану Эймсу, который вручил его миссис Кэмпбелл, державшейся с большим достоинством. Капеллан что-то сказал ей, и она произнесла положенные в таких случаях слова. Все присутствующие замерли в молчании.