Дочь генерала

Я отвел глаза, чтобы не встретиться с ними взглядами, и пошел вперед по проходу. Меня догнали мои коллеги, и мы сели на три свободных места в одном ряду с майором Боуэсом, которого я узнал исключительно по его нагрудной личной карточке, поскольку раньше мы не встречались, и его супругой, как можно было предположить. Боуэс кивнул полковнику Хелльманну, но тот оставил без внимания жест почтения со стороны болвана и прелюбодея. Миссис Боуэс, кстати сказать, оказалась весьма привлекательной дамой, что лишний раз свидетельствует, что все мужчины по натуре свиньи.

Я внезапно почувствовал себя значительно лучше, несмотря на то что минуту назад созерцал бренные останки молодой красавицы, — так нередко случается с людьми, когда они сравнивают свое самочувствие с состоянием менее удачливых смертных, как-то: стоящих на краю краха своей карьеры вроде Боуэса, подозреваемых в убийстве вроде Кента, семейных людей вообще, а также больных, умирающих и мертвых — в частности.

На кафедру вышел капеллан майор Эймс, в обычном зеленом мундире без каких-либо церковных причиндалов, и публика тотчас же затихла.

— Друзья мои! — проникновенно начал свою речь майор Эймс. — Мы собрались здесь, в обители Божьей, чтобы проститься с нашей сестрой Энн Кэмпбелл.

Послышались всхлипы и сдавленные рыдания.

— Капеллан тоже трахал ее, — прошептал я на ухо Карлу.

Его тяжелый подбородок на сей раз все-таки отвис.

День определенно оставлял мне некоторые возможности.

Глава 35

Скромная панихида шла своим чередом: молитвы сменялись органной музыкой, органная музыка — гимнами. Старшим офицерам положено посещать церковь, традиции армии незыблемы в этом отношении. Однако большинство офицеров стремятся избегать принятия какой-то определенной конфессии, что гораздо спокойнее, бесцветнее и незаметнее, в полном соответствии с карьерой обычного служаки.

Другой стороной этого феномена является возможность выбора по своему вкусу соответствующих каждой конфессии свадебных или похоронных ритуалов. По собственному опыту могу вас заверить, что у католиков похоронная служба может затянуться довольно надолго, и не каждый ее выдержит, особенно если это человек преклонного возраста.

Так или иначе, но в намеченный момент на амвоне появился для произнесения прощального слова полковник Фоулер. Обращаясь к родственникам, друзьям, сослуживцам и коллегам покойной, он, в частности, сказал:

— Мы, военные, нередко становимся свидетелями безвременной кончины молодых еще мужчин и женщин из нашей среды либо слышим о ней. Это не вырабатывает у нас привычки к смерти и не притупляет наших чувств, но скорее заставляет больше ценить жизнь, наполняя нас осознанием того непреложного факта, что мы обязаны бороться со злом. Принимая присягу, мы отчетливо понимаем, что обязуемся в любой момент откликнуться на призыв и, рискуя жизнью, встать на защиту отечества. И, получая высокое звание офицера в военной академии, Энн Кэмпбелл тоже понимала это и потому доблестно сражалась в Персидском заливе. Не забывала она об этом и здесь, в Форт-Хадли, когда добровольно вызвалась обеспечивать безопасность гарнизона, чтобы другие люди спокойно спали в своих домах и в казармах. Ее никто не обязывал делать это, она действовала из своих убеждений, выполняя свой долг, ибо такова была натура Энн Кэмпбелл: она никогда не ждала, пока ее попросят…

Слушая полковника Фоулера, я поймал себя на мысли, что, не знай я подоплеку всей этой истории, я, пожалуй, поверил бы ему. Молодая женщина-офицер, ревностно выполняя свой долг, добровольно заступает на ночное дежурство и во время обхода постов становится жертвой убийцы. Подлинная трагедия. Но еще печальнее было то, что истинные обстоятельства ее гибели выглядели ужаснее вымышленных и заслуживали не меньшего сожаления.

— Мне вспоминается стих 21:11 из Исайи, — продолжал полковник Фоулер: — «Сторож, сколько ночи? Сторож, сколько ночи?» Таково наше призвание — стоять на страже ночью и днем, всегда быть начеку во имя того, чтобы другие могли мирно спать до утра, до наступления нового дня, и так до тех пор, пока Богу не будет угодно призвать нас в свое царство и нам уже не нужно станет ни бодрствовать на страже, ни страшиться мрака ночи.

Фоулер обладал хорошим, проникновенным голосом и безупречным даром оратора. Он вполне мог бы стать проповедником или политиком, не будь он столь щепетилен в вопросах морали.

Но я не любитель проповедей, поэтому мысленно вернулся к лежащей в гробу Энн Кэмпбелл, ее лицу, ее сабле, эфес которой сжимали ее скрещенные на груди руки. И я понял, что́ так поразило меня в этой картине: кто-то надел ей на палец уэст-пойнтский перстень. Но только ее ли это перстень? И кто мог это сделать? Фоулер? Генерал Кэмпбелл? Полковник Мур? Полковник Кент? Откуда вообще взялся пропавший перстень? Да и имело ли все это теперь какое-либо значение?

Поразмышляв подобным образом, я вновь стал слушать полковника Фоулера.