Дочь генерала

— Ницше. Да. В отмщении и в любви женщина еще более дика и жестока, чем мужчина.

— Сэр, это Ницше или ваше личное мнение? — поинтересовался я.

Он выразительно посмотрел на меня, и я почувствовал, что лед подо мной потихоньку тает.

— Очень хорошо, — сказал он Синтии. — Вы выявили мотивы — падение нравственности и коррупцию офицерского состава и страшные тайны этого гарнизона.

— Благодарю вас, сэр.

Карл посмотрел на меня, потом на свои часы и спросил:

— Не пора ли нам отправиться в часовню?

— Так точно, сэр.

Он встал, и мы тоже встали. Все взяли свои головные уборы и направились к выходу.

Мы уселись в мой «блейзер», причем Карл — на почетном месте, на заднем сиденье. По дороге в гарнизонную часовню Карл наконец задал сакраментальный вопрос:

— Вы знаете, кто это сделал?

— Полагаю, что да, сэр, — ответил я.

— Не будете ли вы настолько любезны, чтобы поделиться своими соображениями со мной?

«А не все ли тебе равно?» — подумал я и сказал:

— Определенное стечение обстоятельств, некоторые показания свидетелей и результаты экспертизы дают основания подозревать полковника Кента. — Произнеся эти слова, я взглянул в зеркало и впервые за это утро получил истинное наслаждение при виде того, как расширились у Карла глаза. Нижняя челюсть его, однако, не отвисла, и я добавил: — Начальника здешней военной полиции, сэр.

— Вы готовы предъявить ему официальное обвинение? — придя в себя, спросил Карл.

«Один-ноль в мою пользу, Карл!» — мысленно усмехнулся я и ответил:

— Нет. Я намерен передать материалы дела ФБР.

— Почему?

— Они нуждаются в дополнительной проверке и уточнении.

— Расскажите, что вам уже известно.

Я вырулил на парковочную площадку перед гарнизонной часовней — массивным строением в георгианском стиле из кирпича, пригодным как для свадеб и похорон, так и воскресных богослужений и уединенных молитв перед отправкой на фронт. Мы вышли из машины и тотчас же почувствовали, что денек выдался жаркий. Площадка была заполнена автомобилями, и машины приходилось ставить уже на шоссе и на газонах.

Синтия достала из сумочки лист бумаги и протянула его Карлу.

— Это было в компьютере Энн Кэмпбелл. Письмо к миссис Кент, — пояснила она.

Карл пробежал текст, кивнул и вернул письмо Синтии.

— Я понимаю, какой гнев и какое унижение испытал полковник Кент, когда его жена получила такое письмо. Но могло ли это толкнуть его на убийство?

В этот момент неподалеку прошел, помахав нам рукой, сам Уильям Кент, и Синтия сказала Карлу:

— А вот и он сам.

— Вид у него не затравленный, — заметил Карл, проводив полковника взглядом до входа в часовню.

— Он в замешательстве, — возразила Синтия, — и, по-моему, вот-вот сделает решительный шаг: сперва убедит самого себя, что поступил правильно, а потом скажет об этом нам.

— Вот в чем и заключается секрет нашей работы! — заметил Карл. — Не наседать на преступника с мучительным для него вопросом, прав ли он или нет, а дать ему возможность самому изложить свои соображения о содеянном. У вас есть другие доказательства его виновности?

Синтия в нескольких словах ознакомила его с содержанием дневниковых записей Энн Кэмпбелл о Кенте, рассказала о сложном отпечатке сапог с места происшествия, о джипе в сосновой роще и о наших разговорах с подозреваемым.

— Таким образом, — подытожила она, — у него были и мотивы, и возможности, и, не исключено, решимость действовать, по крайней мере в тот момент. И хотя он и не профессиональный убийца, убийство не является для него чем-то совершенно незнакомым, в силу его профессии. Кроме того, у него было хорошее прикрытие и все возможности следить за ходом расследования и влиять на него, чем он и воспользовался: не обеспечил, например, сохранность места преступления, в результате чего многие следы были уничтожены. Но алиби у него все равно очень слабое или вообще отсутствует, как обычно и бывает при неподготовленных преступлениях.

Хелльманн кивал, слушая доводы Синтии, и наконец высказал свое собственное мнение знатока:

— Если вы правы, если можете доказать это, тогда считайте, что завершили это расследование без тяжелых последствий для остальных. Но если вы ошибаетесь, это дело погубит не только вас обоих, но и разрушит судьбы многих людей в ходе дальнейшего расследования.

— Так точно, сэр, — кивнула Синтия, — именно поэтому мы и работаем и днем, и ночью без отдыха. Но теперь от нас уже мало что зависит, — тут она взглянула на меня, — и Пол прав, говоря, что мы не рекомендовали бы сейчас предъявлять официальное обвинение. Это не дало бы ничего хорошего ни нам, ни вам, ни СКР и ни армии в целом.

Карл наморщил лоб, сопоставляя все «за» и «против», и обернулся ко мне:

— Вы сегодня как-то непривычно спокойны, — заметил он.

— Мне нечего вам сказать, полковник, — произнес я с подчеркнутым уважением к его званию.

— Вы расстроены побегом вашего подопечного?

— Нет, нисколько.