Когда госпожа Аньмэй и капитан Вэньчжи наконец вернулись, мы с принцем увлеченно бились на деревянных мечах, прыгая через кораллы. Заметив свидетелей, я поспешно отбросила мечи и пригладила растрепавшиеся волосы.
— Ваше Высочество, вам пора спать, — не терпящим возражений тоном сказала госпожа Аньмэй.
Плечи принца Яньмина поникли, но он послушно обхватил ее протянутую ладонь, а сам спросил у меня:
— Ты придешь завтра?
И что-то расцвело у меня в груди от прозвучавшей в его голосе надежды.
— Да. Мне бы очень этого хотелось.
К тому времени, когда мы добрались до берега, наступили сумерки. Почему-то мне не захотелось ужинать в компании капитана Вэньчжи в его палатке, поэтому я поела с другими воинами.
Меня даже слегка потряхивало от напряжения и беспокойства. После еды я прогулялась по пляжу, а наткнувшись на большой камень, забралась на него. Наблюдая за волнами, беспечно разбивавшимися о берег, я слегка успокоилась. А затем и вовсе легла на грубый камень и уставилась в небо. Когда луна светила так ярко, как сегодня, я знала, что мама зажгла тысячу фонарей, и неуемная боль в сердце слегка утихала. А стоило представить, как она обнимает меня и прижимается к моей щеке своей, прохладной, на губах расплывалась улыбка.
Сквозь плеск волн до меня донесся скрип песка от приближающихся шагов.
— Тебе нравится смотреть на луну, — заметил капитан Вэньчжи, остановившись неподалеку от меня.
— С ней мало что сравнится.
Я не стала садиться. И пусть это выглядело грубо с моей стороны, сегодня у меня не осталось сил для вежливости.
Но когда он забрался на камень, чтобы усесться рядом со мной, я приподнялась на локтях и свирепо уставилась на него.
— Вы не уйдете? — Последние крупицы воли ушли на то, чтобы голос прозвучал спокойно.
— Нет.
— Тогда это сделаю я.
Уже хотела оттолкнуться и спрыгнуть на песок, но капитан Вэньчжи накрыл мою руку своей. И его хватка оказалась такой же твердой, как камень под нами.
— Почему ты злишься? — недоуменно спросил он.
Я выдернула ладонь и обхватила руками колени. По правде говоря, я и сама не знала, почему меня так коробило от одного взгляда на него.
— Это из-за того, что я предложил тебе притвориться госпожой Аньмэй? — продолжил допытываться он.
Стоило вспомнить его неосторожные слова, как меня вновь пронзила боль.
— Говоря это, вы совершенно не подумали обо мне.
Его брови удивленно приподнялись.
— Ты боишься? — спросил он, неправильно истолковав мои слова. — Ты сможешь защитить юного принца и себя даже без оружия и магии. И если бы я не беспокоился о тебе, то разве вызвался бы сопровождать вас?
— Я не боюсь.
— Тогда я не понимаю причины твоей злости. — Его голос звучал мягко, как шелест вечернего бриза.
— Я вижу, как вы восхищаетесь госпожой Аньмэй, и знаю, что не так красива и элегантна, как она. Но… мне было неприятно это слышать. — Предательский жар расползся по шее.
—
Мой пульс участился. Я и сама не знала ответа на этот вопрос. Просто вдруг почувствовала неуверенность в себе. И мне захотелось уйти… но в то же время хотелось остаться.
— Капитан Вэньчжи…
— Просто Вэньчжи.
Он встретился со мной взглядом. И я вдруг осознала, насколько важным был для него этот шаг. Знак доверия, которое давалось ему с трудом.
Мое трусливое желание уйти пропало. Я звала по имени Шусяо, но мы стали близкими подругами, да еще и были одного возраста. Но к нему я всегда обращалась «капитан Вэньчжи», а он называл меня «лучник Синъинь»… И любой другой вариант казался немыслимым. Да, мы дразнили и поддевали друг друга, а порой даже спорили, но подобная привилегия казалась равносильной крушению еще одного барьера между нами и вступлению на незнакомую территорию. Вот только меня это лишь обрадовало.
— Вэньчжи, — медленно повторила я, привыкая произносить его имя без звания.
На губах капитана появилась едва заметная в темноте улыбка. И остатки моей нервозности полностью схлынули под натиском теплого трепета. Я больше ничего не сказала, да и он — тоже. Мы вместе лежали на скале в дружеской тишине, нарушаемой лишь шумом набегающих на берег волн.
Луна поднялась выше. Ее отражение в воде разбивалось на тысячи серебристых бликов. Ветерок холодил кожу, но от сердца по венам разносилось тепло, опьяняя даже без вина.