Дочь понтифика

– Логика моего брата всегда в его собственных руках. Видите ли, у мужчин нашего рода есть непреодолимое свойство – на ходу менять планы. А где надежнее и удобнее всего скрыть следы предыдущих? Разумеется, в могиле. Логическая цепочка такова: Чезаре вознамерился покорить Неаполь; для начала решил породниться с Арагонской династией через меня – и вот я замужем за Альфонсо; потом сообразил, что может стать звеном семейной цепочки и сам, но Карлотта ему отказала; затем его воображению открылись другие пути, ведущие к овладению Неаполитанским королевством…

– А! Теперь понял! – воскликнул врач. – Зять стал совершенно не нужен!

– Вы поняли правильно. Теперь моего мужа можно выбросить на свалку. Или похоронить.

– Так вот какова, по-вашему, причина нападения! Слава богу, оно окончилось сравнительно малой кровью.

– Увы, боюсь, что продолжение следует.

– Будем надеяться, это не так. Ваш отец… простите, святой отец подобного не допустит. Сами видите, как усилена охрана. Стражники расставлены повсюду.

– К тому же папа пригрозил подвергнуть жесточайшим карам любого, кто попытается применить насилие в нашем доме или непосредственной к нему близости. Но, когда речь идет о Чезаре, всегда нужно ожидать худшего.

Лукреция оказалась права: месяц спустя в покои ее выздоравливающего мужа врываются несколько вооруженных человек, и капитан Мигель да Корелья по прозвищу Микелотто, кондотьер и профессиональный убийца, состоящий при Чезаре для выполнения особо деликатных поручений, собственноручно душит Альфонсо.

Дальнейшее действие напоминает типично итальянское карнавальное представление, которое разыгрывают актеры в масках, периодически меняющие их. Начинает импровизацию понтифик. Надев личину грозного судьи, он изображает крайнее возмущение и священный гнев; потом плотно закрывает на всё глаза и, наконец, призывает в маске миротворца к всеобщему успокоению. Чезаре поначалу начисто отрицает какую-либо причастность к убийству, но через некоторое время заводит разговор о самозащите: он, мол, всего лишь отбивался от арбалетной стрелы, которой взбесившийся Альфонсо вознамерился пронзить его, ну и как-то так само собой вышло…

Удивительное дело: преступное деяние, которое в любой цивилизованной стране вызвало бы бурю негодования, здесь, в Риме, этой обители веры и гуманизма, окуталось туманом и, став невесомым, воспарило в область забвения и небытия.

Лукреция ощутила это на себе. Вдовство, обрушившееся столь неестественным образом, вдобавок обрекло ее, так любившую общество, на одиночество: присутствие вдовицы волей-неволей заставляло вспоминать о беззастенчивом убийстве мужа, кому это нужно? Тем более что Лукреция, затрагивая скользкую тему, горячится и не стесняется в выражениях.

С каждым днем она все яснее понимала, что в Риме, лицемерном и циничном, ее едва терпят. Поэтому, когда отец предложил дочке покинуть на время Вечный город, Лукреция с радостью последовала совету. Местом нового пребывания выбрано Непи – собственное поместье, где свежий воздух и чудесная природа помогут залечить душевные раны. И ребенку пойдет на пользу почти деревенское существование в тесном общении с любимой матерью.

Не подумайте, что понтифик, отправив дочь в крошечный захолустный городок, жизнь в котором представляется сказочной разве что малому дитяти, тут же выбросил ее из головы. Ничего подобного. Александр VI глубоко переживал, остро чувствуя косвенную ответственность за смерть Альфонсо и горькое отчаяние Лукреции, которая любила мужа как никого другого. Понтифик сделал бы все, чтобы утешить ее. Он отдал бы жизнь за счастье дочери. Классический случай морали тиранов: добиваясь своих политических и меркантильных целей, они безжалостны и хладнокровны, но в семейных отношениях часто склонны к мягкости и даже сентиментальности, словно обычные люди.

Юг и север