Дочь Птолемея

— Да, он, — подтвердили эфиопы, кивая своими длинными бритыми головами.

— Так, так, — произнес Сотис. — А кто там лежит?

Дидим сказал:

— Шел и увидел человека. Наклонился — он мертв!

Получилась ложь — жалкая, неловкая, нелепая. Дидим сразу почувствовал отвращение к своим словам и к самому себе. Он поморщился, затряс головой и вдруг вымолвил довольно резко:

— Позови царицу!

Сотис свирепо смотрел на него и, казалось, не слышал сказанных Дидимом слов; тонкие губы его были зло и плотно сомкнуты.

— Что стоишь столбом? — рассердился Дидим. — Все равно ты не можешь взять меня без её повеления. У меня Уроборос. — И он показал на открытой ладони перстень Клеопатры, который теперь являлся его надежной защитой.

Сотис лениво повернул голову к левостоящему эфиопу и произнес:

— Скажи приближенным владычицы, что Сотис поймал похитителя священного Уробороса и ждет её в саду.

Эфиоп убежал.

Дидим сидел на земле подле лежавшего Филона, обхватив поднятые колени руками, погрузившись в раздумье, а Сотис и эфиопы стояли неподалеку и следили за ним. Никто не произносил ни слова.

Прибежал запыхавшийся посланник.

— Сейчас будет, — сообщил он.

"Думай, Дидим, думай! — говорил сам себе Дидим. — Господи, помоги мне, как ты всегда помогал. Ты знаешь, что я не убивал. Вразуми слугу своего или возьми меня в царство мертвых без страданий. Здесь, на земле, я уже лишний".

Подошли две женщины из свиты Клеопатры; одна из них была Ирада. Она оглядела всех быстрыми встревоженными глазами, мало что поняла и уставилась на Сотиса. Тот молча указал плеткой на лежавшего. Ирада заглянула через розовые кусты.

— О Исида! — произнесла она в ужасе, признав Филона, и поднесла руку к щеке. — Что с ним?

— Он мертв! — бесстрастно заметил Сотис и указал на Дидима плетью, что означало: убийцей лежавшего человека является этот сидевший старик.

Женщины развернулись и, перешептываясь, быстро пошли к опочивальне Клеопатры.

Потянулось долгое молчание, тревожное ожидание. Дидим продолжал сидеть, обхватив колени, предаваясь своим горестным размышлениям; лихорадочно, напряженно искал он выхода из создавшегося положения; его мозг усиленно работал, хотя внешне он совершенно окаменел.

Наконец из платановой рощицы выступила царская свита разноцветно одетых женщин с Клеопатрой посередине.

Не спеша, чинно, точно на торжественном выходе, они приблизились к угрюмой группе мужчин. Увидев царицу, Дидим стал на колени и склонился лицом до земли.

27. ПЕРСТ БОЖИЙ

Подойдя ближе, Клеопатра остановилась в тени, в двух-трех шагах от границы солнечного света, где уже воцарился зной и в истоме трещали цикады.

Восемь молоденьких девушек, вольно одетые в разноцветные куски тканей, шедшие впереди с опахалами и зонтиками, подались назад, оставив царицу одну перед Сотисом.

Начальник ночной стражи указал взглядом на Дидима и сказал, что тот совершил злодеяние — убил одного из её гостей, похитил перстень Уроборос и обманом, при помощи все того же перстня, увел из темницы грабителя, которого они собирались по её указанию удавить сегодня утром. Грабитель исчез бесследно.

Известие об убийстве повергло царицу в смятение. Она молча уставилась на Сотиса, моргая ресницами, все ещё не веря, что перечисленные преступления мог совершить один человек, тем более Дидим, добрый и веселый шутник, которого она знала на протяжении нескольких лет и который всегда был ей полезен. Однако красавец Филон, совсем недавно так мило простившийся с ней, был мертв, а стоявший на коленях Дидим, с опухшим лицом, с всклокоченными волосами и помятой бородой, выглядел потерянным и несчастным, — и всему этому требовалось разумное объяснение.

Едва шевеля бледными губами, Клеопатра спросила, правда ли то, что она услышала? Дидим возвел на неё свой печальный взгляд.

— О моя великая царица, позволь сказать недостойному…

Клеопатра коротким кивком разрешила ему говорить.

— То, что ты должна услышать, касается только тебя.

Царица, вняв его просьбе, распорядилась всем отойти подальше.

Служанки тотчас же, молча и бесшумно, отступили к платановой роще, а Сотис отвел стражу шагов на двадцать в глубь плантации, на самый солнцепек. Там они и встали плотной кучкой, и черные их тела заблестели от пота, а острия пик так и загорелись, точно на каждой из них зажгли по огоньку.

— Ну вот, — произнесла царица со вздохом, складывая одну руку на другую на уровне живота. — Теперь мы одни. Что ты, несчастный, натворил тут? И что все это означает? Можешь ли ты разумно все объяснить?

— Великая госпожа, несравненная моя царица, случилось непоправимое, твой раб, Дидим, оказался лишь орудием в руках провидения. Все сошлось. Все сошлось, госпожа моя! — возопил он, поднимая над головой руки и потрясая ими.

Клеопатра нахмурилась и воскликнула:

— О чем ты, Дидим?! Я тебя не понимаю. Ты говоришь точно безумный. При чем здесь провидение?

— Не убивал я ваятеля! Разве ты не знаешь, что я не ношу оружия? В прошедшую смуту я не убил ни одного человека: ни ромея, ни александрийца.

— Допустим, я это знаю. Но как ты объяснишь все членам царского суда, которые должны судить тебя?