Дочь священника

– Конечно, – сказал он, – я понимаю, что ты будешь чувствовать себя неловко во многих ситуациях, когда вернёшься домой. Ты окажешься, как говорится, волком в овечьей шкуре. Работа в приходе – все эти союзы матерей, молитвы над усопшими и всё такое, – думаю, временами будут немного неприятны. Ты боишься, что не справишься? В этом проблема?

– О, нет. Я об этом не думала. С этим всё пойдёт, как и прежде. Это то, к чему я давно привыкла. Кроме того, отец нуждается в моей помощи. Он не может позволить себе второго священника, а работу кто-то должен выполнять.

– Тогда в чём проблема? Ты беспокоишься из-за лицемерия? Боишься, что освящённый хлеб застрянет в горле и всякое такое? Я бы не беспокоился. Половина пасторских дочерей в Англии, вероятно, испытывают те же трудности. Да и девять десятых пасторов, я бы сказал, – тоже.

– Отчасти – это так. Мне придётся всё время притворяться. О, вы не можете себе представить, каково это! Но это не самое страшное. Возможно, эта сторона, на самом-то деле, не имеет значения. Возможно, лицемерие лучше, такого рода лицемерие, чем нечто другое.

– Почему ты говоришь, такого рода лицемерие? Надеюсь, ты не хочешь сказать, что притворяться верующей не намного хуже чем быть верующей?

– Да… Именно это я и имела в виду. Возможно, это лучше, менее эгоистично, – притворяться, что ты веришь, чем не притворяться, чем открыто заявлять, что ты неверующий и, возможно, сделать неверующими и других.

– Дорогая моя Дороти, – сказал мистер Уорбуртон, – твоё сознание, прости мне это замечание, – в болезненном состоянии. Да нет, что там! Оно загнивает! Из-за твоего христианского воспитания тебе угрожает какая-то ментальная гангрена. Ты говоришь мне, что избавилась от тех смешных верований, которыми тебя пичкали с колыбели, и при этом ты принимаешь такое отношение к жизни, которое видит жизнь без веры бессмысленной. И ты называешь это разумным?

– Не знаю. Нет, возможно и нет. Но для меня это естественно.

– Вполне очевидно, – продолжил мистер Уорбуртон, что ты пытаешься взять всё худшее из обоих миров. Оставаясь верной христианской схеме, ты выбрасываешь из неё рай. И я полагаю, что, знай мы всю правду, то увидели бы, что многие, как и ты, бродят по руинам А. Ц. Практически, это внутреннее сектантство, – добавил он задумчиво. – Англиканские атеисты. Должен сказать, я не хотел бы принадлежать к такой секте.

Они поговорили ещё немного, но это ни к чему не привело. На самом деле, сама тема о религии, о вере и сомнениях, для мистера Уорбуртона была скучна и непонятна. Она привлекала его только как предлог побогохульствовать. Вскоре он заговорил о другом, отказавшись от попытки понять представления Дороти.

– Мы говорим о какой-то ерунде, – сказал он. – Ты ухватилась за некие идеи, причём очень мрачные, но, видишь ли, со временем ты вырастешь из них. Христианство, в самом-то деле, болезнь не неизлечимая. А вот я хотел сказать тебе что-то совсем другое. Хочу, чтобы ты меня минуточку послушала. Ты едешь домой после восьмимесячного отсутствия. Думаю, что ты понимаешь, что ситуация эта довольно неприятная. Раньше у тебя была трудная жизнь, – по крайней мере, то, что я называю трудной жизнью. А теперь, когда ты не такой уж хороший «Наставник девушек», как была раньше, для тебя эта жизнь станет намного труднее. Так вот, думаешь ли ты, что тебе столь уж необходимо ко всему этому возвращаться?

– Но я не представляю, что ещё я могу сделать, пока у меня нет другой работы. На самом деле, у меня просто нет выбора.

Мистер Уорбуртон, немного склонив голову набок, как-то загадочно взглянул на Дороти.

– Фактически, – заговорил он серьёзнее обычного, – есть по крайней мере одна альтернатива, которую я могу тебе предложить.

– Вы хотите сказать, что я могу продолжить работать учительницей? Возможно, так я и должна буду сделать. В конце концов, я вернусь к этой работе в любом случае.

– Нет, это не то, что я хотел бы тебе посоветовать.

Всё это время, не желая демонстрировать свою лысоватость, мистер Уорбуртон не снимал изящную серую фетровую шляпу с довольно широкими полями. Однако теперь он её снял и аккуратно положил на пустое сиденье рядом с собой. Его голый череп, с несколькими пучками золотистых волос, оставшихся по соседству с ушами, выглядел как гигантская розовая жемчужина. Дороти, слегка удивлённая, наблюдала за ним.

– Я снял шляпу, – сказал он, – для того, чтобы выставить себя в худшем виде. Ещё минута, и ты поймёшь, почему. Теперь позволь мне предложить тебе ещё одну альтернативу, помимо возвращения к «Наставникам девушек» и в «Союз матерей» или добровольного заключения в тюрьму школы для девочек.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Дороти.

– Я имею в виду… только подумай, прежде чем ответить. Признаю, что есть очень серьёзные доводы против… но всё же: ты выйдешь за меня замуж?