Дочь священника

– Дорогое моё дитя! Покажи мне хоть одну жизненную философию, где не было бы гедонизма. Ваши отвратительные христианские святые – самые большие гедонисты. Они ищут вечного блаженства, тогда как бедные грешники не надеются больше, чем на несколько лет. В конечном счёте мы все стараемся немного повеселиться, просто у некоторых людей это принимает такие извращённые формы. Твоё представление о веселье сводится к массированию ног миссис Пайтер.

– Это не совсем так, но… о, я просто не могу это объяснить.

Она могла бы сказать, что, хоть вера её и утрачена, она не изменила, не могла изменить, не хотела менять весь свой предыдущий духовный опыт; что её вселенная, несмотря на то, что сейчас она казалась пустой и лишённой смысла, всё же по сути была христианской вселенной; что образ жизни христианина всё-таки был для неё естественным. Но она не могла облечь это в слова и чувствовала, что, если и попытается это сделать, он, вероятно, её высмеет. Поэтому она неловко заключила:

– Я почему-то чувствую, что мне лучше продолжать жить, как было раньше.

– Всё в точности, как было раньше? По полной программе? «Наставник девочек», «Союз матерей», «Группа надежды», «Брачный союз», посещения прихожан, преподавание в Воскресной школе, дважды в неделю Святое Причастие – о вот мы опять ходим вокруг да около славословия и распеваем григорианские хоралы? Ты правда уверена, что сможешь всё это выдержать?

Вопреки обыкновению, Дороти улыбнулась.

– Не григорианские хоралы. Такого отец не любит.

– И ты думаешь, что кроме твоего внутреннего состояния, твоих мыслей, твоя жизнь останется точно такой же, какой она была до того, как ты потеряла веру. И в твоих привычках ничего не изменится?

Дороти задумалась. Да, в её привычках произойдут изменения, но большинство из них останутся в секрете. Вспомнилась дисциплинирующая булавка. Она всегда держала это в тайне от всех, но решила о ней не упоминать.

– Что ж, – сказала она наконец, – возможно, во время Святого Причастия я буду стоять на коленях с правой стороны от мисс Мэйфилл, а не с левой.

§ II

Прошла неделя. Дороти приехала на велосипеде из города вверх на холм и прислонила велосипед к воротам пасторского дома. Был прекрасный вечер, ясный и холодный, и солнце на безоблачном небе утопало в далёких зеленоватых небесах. Дороти заметила, что ясень у калитки весь в цвету; его слипшиеся тёмно-красные цветы походили на загноившиеся раны.

Она устала. Неделя была напряжённой: поочерёдное посещение всех женщин по списку, попытка навести в приходских делах хоть какой-то порядок. За время её отсутствия всё пришло в ужасное запустение. Трудно представить, какой грязной стала церковь. Фактически Дороти пришлось потратить большую часть дня всё намывая, скребя щётками, выметая мётлами и вытирая тряпками, а при мысли о горках «мышиных испражнений», найденных за органом, она поморщилась. (Причина, по который мыши там оказались, заключалась в том, что Джордж Фру, органист, имел обыкновение приносить в церковь дешевые пачки печения и есть их во время службы.) Все церковные ассоциации были в запустении, в результате чего «Группа надежды» и «Брачный союз» превратились в призраков, посещаемость воскресной школы снизилась наполовину, в «Союзе матерей» из-за бестактного замечания, сделанного мисс Фут, вспыхнула междоусобная война. Часовня была в худшем состоянии, чем когда-либо. Приходской журнал регулярно не доставляли, и деньги для него не собирали. Счета церковных фондов не велись как следует, и на них на всех было всего двенадцать шиллингов, и даже в приходских книгах была полная неразбериха, и всё в таком роде, и конца этому не было. Пастор всё пустил под откос.