Дочь священника

Как только у Дороти и Нобби появилась возможность получить «задаток», их денежные затруднения закончились. Они на удивление легко обходились на шиллинг и шесть пенсов в день. Четыре пенса шло на табак для Нобби, четыре пенса и полпенни на буханку хлеба, ещё около шести пенсов в день они тратили на чай, сахар, молоко (на ферме можно было достать полпинты молока за полпенни), маргарин и «кусочки» бекона. Но конечно же, не проходило и дня, чтобы не растранжирить ещё пенни или два. Если ты постоянно голодаешь, то постоянно подсчитываешь мелочь, чтобы выяснить, сможешь ли ты позволить себе копчёную рыбёшку, пончик или картофельные чипсы за пенни. Хоть и убоги были заработки сборщиков, половина населения Кента, казалось, сговорилось залезть в их карманы. Хозяева местных магазинчиков, благодаря сотне разместившихся здесь сборщиков хмеля, зарабатывали за сезон сбора больше, чем за всё остальное время в году, и всё же смотрели на работников сверху вниз, как на грязных кокни. В полдень они ходили по фермам с корзинами, продавая яблоки и груши по семь штук за пенни, да и лондонские лоточники прибывали с корзинами пончиков или фруктового мороженого, или с леденцами за полпенни. Вечером лагерь кишел лоточниками, прикатившими из Лондона фургоны с ужасно дешёвой бакалеей, рыбой с жареным картофелем, заливными угрями, креветками, залежавшимися в магазинах тортиками и тощими кроликами с остекленевшими глазами, которые пролежали два года замороженными, а теперь распродавались по девять пенсов за каждого.

В большинстве случаев пища, которую употребляли сборщики хмеля, была отвратительной. Даже если у вас были деньги, чтобы купить продукты, не было времени их приготовить. Оставалось только воскресенье. Видимо, лишь изобилие украденных яблок спасало работников от злостной цинги. Кража яблок была явлением постоянным и регулярным. Практически каждый в лагере либо крал яблоки, либо делился ими. Существовали даже отряды молодых людей (поговаривали, что их нанимали лондонские продавцы фруктов), которые каждую неделю приезжали из Лондона с единственной целью – устроить рейд по фруктовым садам. Что ж до Нобби, так он поставил кражу фруктов на научную основу. За неделю он сколотил группу молодых людей, которые смотрели на него снизу вверх, записав его в герои, ибо он был настоящим грабителем и уже четыре раза сидел в тюрьме. Так что каждую ночь в сумерки они отправлялись с мешками наготове и возвращались с двумя центнерами фруктов. Около хмелевиков были огромные сады, и яблоки, особенно прекрасный мелкий золотой рассет, лежали грудами под деревьями и гнили, так как фермеры не могли их продать. Грех их не взять, говаривал Нобби. В двух случаях ему с помощниками даже удалось украсть цыплят. Как у них это получилось – не перебудить всех вокруг, – было загадкой. Оказалось, Нобби знал, как по-хитрому накинуть мешок цыплёнку на голову, чтобы «тот в полночь ушёл в мир иной без боли». Ну, если не без боли, то без шума.

Так всё шло, и одна неделя сменяла другую, а Дороти никак не приближалась к ответу на вопрос, кто же она. На самом деле, она была от этого ответа дальше, чем когда-либо, потому что, за исключением некоторых странных моментов, вопрос этот просто исчезал из её сознания. Всё более и более она начинала принимать свою странную ситуацию как вполне естественную, отбрасывала все мысли как о вчерашнем дне, так и о завтрашнем. Таково было естественное воздействие жизни на хмелевиках: она сужает сознание человека до настоящего мгновения. Если ты всё время хочешь спать и постоянно чем-то занят, тебе становится не до туманных интеллектуальных проблем. Потому что, даже если ты не на работе в поле, ты либо готовишь, либо ходишь за чем-нибудь в деревню, либо стараешься разжечь огонь из влажных прутиков, либо таскаешься туда-сюда с ведёрком за водой. (На весь лагерь был всего лишь один кран с водопроводной водой и находился он в сотне ярдов от жилища Дороти; (кстати, неописуемого вида туалет был на таком же расстоянии). Такая жизнь поглощала тебя всего, выпивала каждую каплю твоей энергии, и она же делала тебя глубоко и неизъяснимо счастливым. В буквальном смысле слова она отупляла. Долгие дни, проведённые в поле, грубая пища, недосыпание, запах хмеля и дым костра, укачивали тебя, доводя до ощущения счастья, сродни тому, что испытывает зверь. Твой мозг, казалось, затвердевал так же, как под дождём и солнцем, всегда на свежем воздухе, огрубевала твоя кожа.