Читаем Дочь священника полностью

Найти комнату Дороти удалось только к вечеру. Где-то около десяти часов она безрезультатно переходила из Бермондси в Сауфуорк, из Сауфуорка в Ламберт, по лабиринтам улиц, где на забросанных банановыми шкурками и гнилыми капустными листьями тротуарах курносые детишки играли в салки. В какой бы дом она ни постучала, повторялась одна и та же история: домовладелицы отказывались наотрез. Одна за другой, целая вереница жестоких женщин, заняв в дверях своих домов оборонительную позицию, словно перед ними появился бандит с большой дороги или госинспектор, оглядывали её с ног до головы, кратко отвечали: мы не берём одиноких девушек, и захлопывали дверь прямо перед её носом. Она не знала, конечно, одной простой вещи: её внешний вид вызывал подозрение у любой респектабельной домовладелицы. И если с пятнами на поношенной одежде они ещё могли бы смириться, то отсутствие какого-либо багажа портило Дороти всё с самого начала. Одинокая девушка без вещей – это однозначно плохой вариант: такова самая первая и самая главная апофегма любой лондонской домовладелицы.

Около семи часов, падая с ног от усталости, Дороти рискнула зайти в грязное, засиженное мухами маленькое кафе около театра Олд Вик и попросила чашку чая. Владелица кафе, разговорившись с ней и узнав, что она ищет комнату, посоветовала «заглянуть к Мэри» на Веллингс-Корт, что находился сразу за Кат. «Мэри» обычно была не очень разборчивой и сдавала комнаты всем, кто мог платить. Настоящее её имя было Миссис Сойер, но все звали её Мэри.

Найти Веллингс-Корт оказалось непросто. Сначала идёшь по Ламбет-Кат до еврейского магазинчика одежды под названием Нокаут Траузерз Ltd., затем поворачиваешь в узкий переулок, проходя по которому ты почти что вытираешь плечами грязные оштукатуренные стены. В штукатурке настойчивые мальчишки столько раз и так глубоко вырезали слово…, что его теперь не стереть никак. Пройдя переулок до конца, вы оказываетесь в маленьком дворике, в который выходят фасады четырёх высоких узких домов с железными лестницами.

Дороти поспрашивала и нашла «Мэри» в подземном логове одного из домов. Это было унылое старое существо с жидкими волосами и таким истощённым лицом, что казалось, будто это нарумяненный и напудренный череп. Говорила она хриплым голосом, со сварливыми интонациями, но тем не менее голос звучал очень уныло. Она не задавала Дороти никаких вопросов и вообще, едва на неё взглянув, просто потребовала десять шиллингов, а затем произнесла своим отвратительным голосом:

– Двадцать девятая. Третий этаж. Вверх по лестнице с заднего хода.

Очевидно, задним ходом назывались те ступени, которые были расположены внутри дома. Дороти стала подниматься по темной спиралевидной лестнице между влажными стенами, среди запаха старых пальто, грязной воды и помоев. Дойдя до второго этажа, она услышала взрыв хохота. Из одной комнаты вышли две расшумевшиеся девушки и с минуту её рассматривали. Они выглядели совсем молоденькими, их лица скрывались под румянами и розовой пудрой, а губы их были алы, как лепестки герани. Но на фоне этой розовой пудры их фарфорово-голубые глаза казались усталыми и старыми. Выглядело это довольно страшно, так как было похоже на маски молодых девушек, за которыми прячутся старухи. Та, что повыше, поздоровалась с Дороти.

– Привет, милка!

– Привет!

– Ты здесь новенькая? К какой комнате прибилась?

– Номер двадцать девять.

– Тебя засадили в это чёртово подземелье? Ночью сегодня пойдешь?

– Нет, не думаю, – сказала Дороти, немного озадаченная таким вопросом. – Слишком устала.

– Так и думала, что не пойдёшь. Вон даже и марафету не навела. Слушай-ка, уж не на мели ли ты? Гляди, не прогадай из-за мелочей-то! Ну, к примеру, если тебе помаду надо одолжить, или что, дак ты только слово скажи. Здесь все свои… знаешь.

– О нет, спасибо, – сказала ошеломлённая Дороти.

– Ну и ладно. А нам с Дорис пора двигать. Важное дело сегодня на Лестер-сквер. – Тут она пихнула вторую девицу бедром, и они захихикали глуповато и невесело. – А слушай, – добавила высокая доверительно, – вот это удовольствие, я понимаю, проспать одной всю ночь! Жаль, я не могу! Никакой тебе чёрт лысый со своими большими ножищами не пихается. Вот класс, когда можешь себе такое позволить! Скажи?

– Да, – ответила Дороти, почувствовав, что именно такого ответа от неё ждут и весьма смутно представляя себе, о чём вообще идёт речь.

– Ну давай, милка. Поспи всласть. Да будь начеку: а то, глядишь, рейдеры-захватчики в час тут как тут!

Пока обе девушки, вновь бессмысленно пронзительно засмеявшись, вприпрыжку спускались по лестнице, Дороти добралась до своей комнаты номер 29 и открыла дверь. Её встретил холодный злой запах. Очень тёмная комната была восьми футов в длину и ширину. Мебель проста. Посреди комнаты – узкая железная кровать со старым покрывалом и сероватыми простынями. У стены – ящик с оловянным тазом и пустая бутылка из-под виски, предназначенная для воды; над кроватью прикреплена фотография Биби Дэниэлс, вырванная из «Филм фан»[44].

Перейти на страницу:

Все книги серии A Clergyman's Daughter - ru (версии)

Дочь священника
Дочь священника

Многие привыкли воспринимать Оруэлла только в ключе жанра антиутопии, но роман «Дочь священника» познакомит вас с другим Оруэллом – мастером психологического реализма.Англия, эпоха Великой депрессии. Дороти – дочь преподобного Чарльза Хэйра, настоятеля церкви Святого Ательстана в Саффолке. Она умелая хозяйка, совершает добрые дела, старается культивировать в себе только хорошие мысли, а когда возникают плохие, она укалывает себе руку булавкой. Даже когда она усердно шьет костюмы для школьного спектакля, ее преследуют мысли о бедности, которая ее окружает, и о долгах, которые она не может позволить себе оплатить. И вдруг она оказывается в Лондоне. На ней шелковые чулки, в кармане деньги, и она не может вспомнить свое имя…Это роман о девушке, которая потеряла память из-за несчастного случая, она заново осмысливает для себя вопросы веры и идентичности в мире безработицы и голода.

Джордж Оруэлл

Классическая проза ХX века

Похожие книги

Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века