Дочь священника

Простыни были не только грязные, но еще и влажные. Дороти легла в кровать, но разделась она только до сорочки, вернее, до того, что осталось от её сорочки – её нижнее бельё к этому времени пришло в полную непригодность. Она не могла заставить себя лечь голой на эти омерзительные простыни. И оказавшись в кровати, несмотря на то что она была в полном изнеможении и всё тело болело с головы до пят, заснуть она не могла. Дороти была расстроена и полна плохих предчувствий. Отвратительная атмосфера этого места, с ещё большей очевидностью, чем раньше, показывала ей, как она беспомощна, что у неё нет друзей и что только шесть шиллингов отделяют её от неизбежной участи оказаться на улице. И чем глубже в ночь погружался дом, тем больше он расходился. Шум нарастал. Через тонкие стены было слышно всё происходящее за ними. Раздавались взрывы резкого идиотского смеха, пение хриплых мужских голосов, звонкие поцелуи, странные, словно предсмертные стоны, а пару раз – неистовый грохот железной кровати. Граммофон вовсю растягивал лимерики. К полуночи шум в голове Дороти приобрёл своеобразный ритм, и она почти заснула беспокойным сном. Разбудили её, как ей показалось, минуту спустя. Дверь распахнулась, и две едва различимые фигуры с женскими формами ворвались в комнату. Они содрали с её кровати все бельё, кроме простыней и убежали прочь. У «Мэри» наблюдалась хроническая недостача одеял, и единственный способ достать одеяло – это своровать его с чьей-то кровати. Отсюда и пошло название «рейдеры-захватчики».

Утром, за полчаса до открытия, Дороти уже стояла около публичной библиотеки, чтобы посмотреть объявления в газетах. Десяток подозрительного вида неприятных людей бродили в ожидании, и по мере того, как подходил один-два, число их увеличивалось, пока не собралось около шестидесяти человек. Как только двери библиотеки открылись, все ринулись внутрь и наперегонки бросились в другой конец читального зала к доске, на которой были прикреплены вырезки из разных газет – «Вакантные места». А следом за охотниками до работы вошли группы бродяг, мужчин и женщин, которые провели ночь на улице и теперь шли в библиотеку поспать. Шаркающей походкой они брели позади остальных, кряхтя, с облегчением шлёпались за ближайший стол и подтягивали к себе близлежащее периодическое издание. Это мог быть «Фри Чёч Мессенджер» или «Ведджитериэн Сентинел» – не важно, что именно; главное – ты мог оставаться в библиотеке, пока притворяешься, что ты читаешь. Они открывали свои газетки и в тот же миг засыпали, свесив подбородок на грудь. А служащий библиотеки прохаживался между столами и тыкал их, совсем как кочегар тыкает кочергой в топки, одну за другой; и они кряхтели, а когда он тыкал их, просыпались, но тут же засыпали, как только он отходил.

Между тем у доски с объявлениями разгоралась битва: каждый старался прорваться вперёд. Два молодых человека в синих комбинезонах вбежали позже остальных. Один из них, нагнув голову, как во время футбольной схватки, стал яростно пробиваться сквозь толпу. Через минуту он был у доски. Он обернулся к своему приятелю: «Эй, Джо! Готово! «Требуются механики. Гараж Локе, Камден-Таун.». Идём отсюда!». Он пробился в обратном направлении, и оба приятеля выскочили за дверь. В Камден-Таун они бежали со всех ног. Но в этот самый момент в каждой публичной библиотеке Лондона другие прочли точно такое же объявление и побежали со всех ног, чтобы их взяли на это место. Однако место это, по всей вероятности, уже занял кто-то другой, тот другой, который мог позволить себе купить газету и прочитать это объявление в шесть утра.

В конце концов и Дороти удалось добраться до доски и записать несколько адресов, где требовалась «прислуга на всё». Выбор был большой – казалось, половина дам в Лондоне отчаянно искала выносливую прислугу, способную выполнять всё по дому. Положив в карман список из двадцати адресов, позавтракав хлебом с маргарином и чаем, стоившими ей три пенса, обнадёженная Дороти отправилась за работой.

Она была ещё слишком не сведуща в этом вопросе, чтобы понять, что её шансы найти работу без посторонней помощи практически равны нулю. Но следующие четыре для её просветили. За эти четыре дня она обошла восемнадцать мест и послала письменные заявки ещё в четыре. Она преодолела огромные расстояния в южном пригороде Лондона: Клавам, Брикстон, Далвич, Пендж, Сиденхем, Бекенхем, Норвуд, один раз дошла даже до Кройдона. Её приглашали в чистенькие гостиные пригородных домов, у неё брали интервью женщины всех типов, какие только можно себе вообразить: женщины крупные, круглолицые и агрессивные; женщины худые, язвительные и хитрые; бдительные, холодные женщины в золотых пенсне; женщины несобранные, неопределённые, которые выглядели так, будто практикуют вегетарианство или посещают спиритические сеансы. Но все как одна, толстые и худые, холодные и по-матерински заботливые, реагировали не неё одинаково.