От вида «Рингвуд Хауса» у Дороти стало тяжело на душе. Она не ждала чего-то величественного и привлекательного, но ожидала увидеть нечто получше этого захудалого, мрачного дома, в котором, несмотря на восемь часов вечера, не светилось ни одно окно. Она постучала в дверь, и её открыла высокая женщина, которая в тёмном коридоре показалась Дороти измождённой и которую она приняла было за служанку, но это оказалась миссис Криви собственной персоной. Спросив только имя и не сказав больше ни слова, женщина повела Дороти по тёмной лестнице в полуосвещённую неотапливаемую гостиную, где она включила слабое газовое освещение, открывшее взору чёрное фортепиано, стулья, набитые конским волосом и несколько пожелтевших, призрачных фотографий на стенах.
Миссис Криви было лет за сорок. Она была худой, сильной и угловатой, с резкими решительными движениями, которые говорили о силе воли и, возможно, злобном характере. Хотя она не была ни в коей мере грязной или неаккуратной, во всей её внешности было нечто обесцвеченное, словно она прожила всю свою жизнь при плохом освещении, а рот неправильной формы с отвисшей нижней губой, сложенный в сердитую гримасу, придавал ей сходство с жабой. Разговаривала она резким, командным тоном, плохо произнося слова и допуская грубые обороты речи. С первого же взгляда на неё можно было понять, что она человек, который точно знает, чего хочет, и выхватывает своё безжалостно, как автомат. Нельзя сказать, что она задирает вас или запугивает, но что-то в её внешности подсказывает, что она не задирает вас только по той причине, что вы её слишком мало интересуете, и вы понимаете, что перед вами человек, который будет вас использовать, а потом выбросит без зазрения совести, как выбросила бы отслужившую своё швабру.
Миссис Криви не тратила слова на приветствия. С видом скорее командным, чем приглашающим, она указала Дороти на стул, а затем села сама, обхватив руками свои худые предплечья.
– Надеюсь, мы с вами поладим, мисс Миллборо, – начала она пронзительным, насквозь пронизывающим голосом. (По совету умудрённого опытом поверенного сэра Томаса, Дороти представилась под именем Эллен Миллборо.) – Я также надеюсь, что дела мои с вами не пойдут также отвратительно, как с моими двумя предыдущими помощницами. Вы говорите, что у вас нет опыта преподавания?
– В школе – нет, – ответила Дороти. В её сопроводительном письме немного приврали, будто она имеет опыт «частных уроков».
Миссис Криви посмотрела на Дороти так, будто бы решала, посвящать ли её в секреты преподавания в школе, а потом пришла к выводу, что не стоит.
– Ну, посмотрим, – сказала она. – Должна сказать, – добавила она жалобно, – что в наше время найти ретивую помощницу не так-то просто. Даёшь им хорошие зарплаты и хорошее обхождение, а в ответ даже спасибо не скажут. Последняя, которая была у меня и от которой я только что избавилась, мисс Стронг, в преподавании, в общем-то, была ничего. У неё был Б. А… И я уж не знаю, что может быть лучше Б. А., разве что М. А… У вас нет ни Б. А., ни М. А., мисс Миллборо?[77]
– Нет, к сожалению, нет, – сказала Дороти.
– Что ж, очень жаль. Гораздо лучше смотрится на проспектах, когда после имени учителя стоят еще несколько букв. Ну что ж! Возможно, это не так важно. Не думаю, что многие из наших родителей знают, что означает Б. А. – просто не хотят показывать своего невежества. Полагаю, вы говорите по-французски?
– В общем, я учила французский.
– Ну, тогда хорошо. Мы можем написать это в проспектах. Так вот, вернёмся к тому, о чём я говорила. Мисс Стронг была хорошим учителем, но она не соответствовала моему представлению о
– Вы хотите сказать, что исключили девочку, которая это сделала?
– Что?
– А вы сами не преподаёте? – спросила Дороти.
– Конечно же, нет! – заявила миссис Криви с некоторой долей презрения. – На моих плечах слишком много забот, чтобы я ещё теряла время на