Томас Хэйр был вдовцом; добросердечный, недалёкий мужчина лет шестидесяти пяти, с туповатым розовым лицом и завитыми усами. Носил он преимущественно клетчатые пальто и котелок с загнутыми полями, которые когда-то были исключительно элегантными, но за четыре десятилетия напрочь устарели. При первом на него взгляде создавалось впечатление, что он старательно дослужился до кавалерийского майора в девяностые, а потому, глядя на него, невозможно было не представить азартную игру в кости, позвякивание колокольчиков двухколёсного экипажа, бейсбольных фанатов и Лотти Коллинз в «Тарара-Бум-Дэй».[73] Однако главной его характерной чертой был невероятный хаос, царившей у него в голове. Он был одним из тех людей, которые спрашивают: «Разве ты не знал?» и «Как это! Как это!», – и вдруг теряют мысль посреди предложения. Когда он не понимал, что к чему, или оказывался в трудной ситуации, усы у него вставали дыбом, придавая ему сходство с креветкой, напрочь лишённой ума.
Сэр Томас не имел ни малейшей склонности беспокоиться о том, как бы помочь своим кузинам. К тому же Дороти он никогда не видел, а на Пастора он смотрел как на бедного, клянчащего помощи родственника – хуже не придумаешь. Но дело было в том, что он уже получил от этой ситуации с «Дочерью священника» столько неприятностей, сколько мог вынести. А самое ужасное заключалось в том, что фамилия у Дороти была такая же, как и у него, и из-за этого жизнь его в последние две недели превратилась в сплошное несчастье. По этой причине он, заглядывая вперёд, опасался в дальнейшем скандалов ещё похуже, если Дороти останется предоставленной сама себе. Из-за этого то он, перед тем как уехать из Лондона и отправиться пострелять фазанов, послал за своим дворецким, который к тому же был его доверенным лицом и советником в вопросах интеллектуальных, и провёл с ним военный совет.
– Слушай меня, Блайф… Чёрт возьми! – сказал сэр Томас, приняв свой креветочный вид (Блайфом звали дворецкого.). – Думаю, ты видел всю эту чёртову писанину в газетах. Видел? Ну это, про «Дочь пастора»? О его чёртовой племяннице.
Блайф был маленький мужчина с острым умом; голос его никогда не поднимался выше шёпота. Был его голос настолько тихим, насколько тихим может быть голос, чтобы оставаться голосом. Только наблюдая за его губами и при этом слушая его при ближайшем приближении, можно было уловить то, что он говорит. В данном случае губы дворецкого подали сигнал, который означал, что Дороти была не племянницей, а кузиной сэра Томаса.
– Что? Моя кузина? Правда? – сказал сэр Томас. – Ну да, Боже правый! Так вот, смотри, Блайф, что я хочу сказать. Нужно нам поймать эту чёртову девицу, запереть её где-нибудь. Понимаешь, что я имею в виду? Поймать её, пока она не наделала
На губах Блайфа зафиксировалось неодобрение. Казалось, он говорил, что возможно напасть на след Дороти не привлекая полицию и избежав неприятной огласки.
– Вот голова! Тогда приступай! – сказал сэр Томас. О расходах не беспокойся. Я б и пятьдесят фунтов отдал, только бы эта история «Дочери пастора» снова не всплыла. И ради Бога, Блайф, – добавил он конфиденциально, – уж как только ты поймаешь эту чёртову девицу, глаз с неё не спускай. Приведи её в дом и, чёрт побери! Держи её здесь. Понимаешь, что я имею в виду? Держи её взаперти, пока я не вернусь. Ведь одному Богу известно, что ещё она может выкинуть.
Конечно же, сэр Томас никогда не видел Дороти, так что для него это простительно, ибо представление о Дороти сложилось у него из газетных материалов.
Блайф потратил неделю на то, чтобы выследить Дороти. В то утро после суда, когда она вышла из камеры полицейского управления (Её оштрафовали на шесть шиллингов, а за неимением таковых, задержали на двадцать четыре часа. Миссис МакЭллигот, как злостный нарушитель, получила семь дней), Блайф подошёл к ней, на четверть дюйма поднял котелок над головой и беззвучно поинтересовался, не она ли мисс Дороти Хэйр. После этого Блайф объяснил, что его послал кузен Дороти, который обеспокоен тем, как ей помочь, и что ей надлежит незамедлительно последовать за ним домой.
Дороти последовала за ним, не промолвив ни слова. Казалось странным, что её кузен так неожиданно проявил к ней интерес, однако не более странным, чем все остальные вещи, происходившие в последнее время. Они сели на автобус до Гайд-Парк-Корнер, Блайф оплатил проезд, а затем вошли в большой, дорогого вида дом, с окнами, закрытыми ставнями, который находился на бульваре между Найтсбридж и Мэйфэар. Они спустились на несколько ступенек, Блайф извлёк ключ, и они вошли. Словом, после своего почти шестинедельного отсутствия, Дороти вернулась в респектабельное общество, правда, через заднюю дверь.