Дочь священника

– Да, полагаю, что так, – ответила Дороти.

– Ну вот, поговорим лучше о вашей зарплате, – продолжила миссис Криви. – Во время учебного процесса я предоставляю вам питание и проживание и плачу шесть шиллингов в неделю, в праздники – только питание и проживание. Вы можете использовать котёл в кухне для стирки, и я включаю газовую колонку для мытья каждую субботу вечером, ну или почти каждую субботу. Этой комнатой, в которой мы сейчас находимся, вы не можете пользоваться, потому что это моя приёмная. Я также не хочу, чтобы вы тратили понапрасну газ в своей спальне. Но утренней гостиной вы можете пользоваться, когда захотите.

– Спасибо, – сказала Дороти.

– Ну, кажется, я всё сказала. Думаю, вам хочется пойти спать. Вы, конечно, уже поужинали?

Это было произнесено с явным намерением услышать, что Дороти не собирается есть сегодня вечером, поэтому Дороти солгала, ответив «Да». На этом разговор и закончился. Такова была манера миссис Криви: она никогда не давала вам продлить разговор ни на минуту дольше необходимого. Разговор с ней был таким конкретным, таким чётко очерченным, что на самом деле разговором и не был. Скорее, это была схема разговора. Так в диалоге плохо написанного романа каждый говорит чуть больше, чем положено. Но на самом деле, в полном смысле слова, она не разговаривала, она просто говорила в своей краткой, сжатой манере то, что необходимо было сказать, а потом избавлялась от вас как можно быстрее. После этого она провела Дороти по коридору в её спальню и зажгла там газовый рожок размером с жёлудь, открывший взору мрачную спальню с покрытой белым одеялом узкой кроватью, покосившимся гардеробом, одним стулом, рукомойником с холодным белым фарфоровым тазом и кувшином. Спальня была очень похожа на те, что сдаются у моря; ей недоставало только одной вещи, которая придаёт таким комнатам атмосферу домашнего уюта и достоинства – текста из Священного писания над кроватью.

– Вот ваша комната, – сказала миссис Криви. – Надеюсь, у вас она будет в большем порядке, чем обычно была у мисс Стронг. И, пожалуйста, не жгите газ до полуночи – через щель под дверью мне видно, когда вы его выключаете.

Отсалютовав таким образом на прощание, миссис Криви оставила Дороти наедине с собой. Комната была ужасно холодной; на самом деле от всего дома оставалось ощущение сырости и холода, как будто камин здесь зажигали очень редко. Дороти как можно быстрее забралась в кровать, решив, что это самое тёплое место. На гардеробе, в который она убирала одежду, Дороти обнаружила картонную коробку, содержимое которой составляли девять пустых бутылок из-под виски – по всей видимости следы неустойчивости морального облика мисс Стронг.

В восемь часов утра Дороти спустилась вниз и обнаружила, что миссис Криви уже завтракает в так называемой «утренней гостиной». Это была малюсенькая комнатка, примыкающая к кухне, которая изначально в своей жизни являлась местом для мытья посуды и которую миссис Криви превратила в «утреннюю гостиную», просто-напросто перенеся раковину и рукомойник в кухню. Накрытый белой скатертью из грубой ткани стол, приготовленный к завтраку, был очень большим и до обидного пустым. Рядом с миссис Криви стоял поднос с очень маленьким чайничком и двумя чашками, тарелка с задубевшей яичницей из двух яиц и блюдо с мармеладом. Посредине, куда Дороти ещё могла дотянуться, если постарается, стояла тарелка, а на ней хлеб с маслом. А рядом с тарелкой Дороти стояло, видимо, единственное, что ей могли доверить: подставка с бутылочками, внутри которых виднелась какие-то высохшие, сгустившиеся смеси.

– Доброе утро, мисс Миллборо, – сказала миссис Криви. – Сегодня это не имеет значения, так как сегодня ваш первый день, но просто запомните на будущее, что я хочу видеть вас здесь вовремя, чтобы вы могли помочь мне приготовить завтрак.

– Извините, – сказала Дороти.

– Надеюсь, вы любите яичницу на завтрак? – продолжила миссис Криви.

Дороти поспешно заверила её, что она очень любит яичницу.

– Ну это очень хорошо, потому что вы всегда будете есть то, что и я. Поэтому надеюсь, что вы не будете, как я это называю, привередливой в еде. Я так считаю, – добавила она, взяв нож и вилку, – что яичница намного вкуснее, если её как следует порезать перед тем, как есть.

Она порезала яичницу из двух яиц на тоненькие полосочки, а затем распределила их таким образом, что Дороти досталось едва ли две трети от одного яйца. Дороти с трудом разделила свою часть яйца на кусочки таким образом, чтобы раз десять отправить их в рот, а затем, взяв кусочек хлеба с маслом, не смогла не взглянуть с надеждой на блюдо с мармеладом. Однако миссис Криви сидела, положив свою тощую левую руку не то чтобы вокруг мармелада, но в некоторой защитной позиции с левого фланга, как будто у неё было подозрение, что Дороти пойдёт на мармелад в атаку. Нервная система подвела Дороти, и она в это утро осталась без мармелада. Естественно, так же, как и во все последующие.