Она судорожно вдохнула и закашлялась от пепла, но вспомнила про Иветту. Превозмогая жжение в глазах, Николь разлепила веки и уставилась на горящие машины – точно на этом месте она видела девочку. Отчаянно желая добраться до Иветты, Николь побежала по осколкам стекла и искореженному металлу. Завыли собаки. Среди толчеи и паники она едва заметила какого-то человека, лежавшего на земле. Он протянул руку, прося о помощи. Николь миновала раненых, но, увидев маленькую девочку, остановилась. Дым чуть рассеялся, открывая страшную картину, а воздух был невыносимо горячим и едким. Все тело пронзило ужасом, и Николь сдавленно всхлипнула. «Прошу, нет, только не Иветта. Не ребенок, который никого и никогда не обидел».
По улице ручьем текла вода, собираясь в лужицу там, где дорога провалилась. Возле этой ямы лежала маленькая девочка, левая нога была завалена кирпичом и осыпавшейся известью, а рядом скулил щенок, Трофей. Николь огляделась по сторонам в поисках помощи. Обезумев от ужаса, она принялась откапывать ногу Иветты, ломая ногти, царапая руки. Когда Николь удалось высвободить ногу девочки, по асфальту растеклась кровь, сверкая на зеркальной поверхности воды.
Среди всеобщего шума Николь расслышала французскую мелодию, которая долетала из пекарни. Девушка рухнула на тротуар и положила голову Иветты себе на колени, не в силах посмотреть в темные глаза. Так Николь сидела и гладила лицо девочки, бормоча ее имя и раскачивая безвольное тельце на руках. Слезы застыли внутри, не желая выплескиваться наружу. Николь вытерла со щек ребенка грязь и теплую кровь, пытаясь вспомнить мотив ее любимой песни, которую они всегда пели по воскресеньям на кухне. Должно быть, Иветта погибла сразу же. У Николь перехватило горло, она подняла голову и увидела идущего к ней Ива. Лицо его вытянулось, скулы заострились. Он сейчас и сам выглядел как мертвец.
Николь посмотрела на платье, пропитавшееся кровью, и заметила осколок стекла в ладони. Между пальцев струилась ее собственная кровь. Ив подошел и поднял Иветту на руки. Все стихло. Он не проронил ни слова, как и Николь. Она всхлипнула и, стиснув зубы, вытащила стекло из ладони, потом оторвала лоскут от юбки, чтобы перевязать руку. Подняла щенка и поплелась следом за Ивом в пекарню.
Он сел за стол, все еще держа дочь на руках, и заплакал.
Николь опустилась напротив в состоянии молчаливого потрясения.
Она вспомнила черно-белые фотографии в газетах, в основном о победах французов за далекими холмами и долинами в северной части страны. Здесь все было иначе. Николь увидела кровь, столь алую, какую и представить себе не могла, повсюду кровь… Изувеченная плоть – и смерть, такая реальная. Время словно остановилось, заперев Николь в мире, где жизнь ребенка могли отобрать за считаные секунды. В душе девушки расползался холод. Постепенно возвращались звуки улицы, она услышала гневные голоса и поняла, что ее вселенная навсегда перевернулась. Завыли сирены полицейских машин. Вот что запомнит Николь: вой сирен, плач, тошнотворный запах крови и жженого сахара.
Полицейские допросили ее на месте взрыва, задав несколько простых вопросов. Что она видела? Предвещало ли что-то трагедию? Все в таком роде. К удивлению Николь, рано утром отец вызвал ее к себе в кабинет, сказав, что полиция вновь хочет поговорить с ней. Она побрела за ним, одетая лишь в шелковое домашнее платье, а на душе скребли кошки. Всю ночь Николь в объятиях Лизы оплакивала Иветту и искренне скорбела, ведь она любила девочку как сестру.
Когда отец закрыл дверь, Николь попыталась стереть из головы страшные картины, но могла думать лишь о том, что нет оправданий убийству детей. В следующее мгновение она разглядела, кто ждал ее в задымленном кабинете: комиссар Поль Жиро словно занял собой всю комнату. Он стоял спиной к стене, расставив широко ноги и сцепив руки в замок. У Николь все внутри сжалось. Жиро устремил на нее водянистые глаза, а она перевела удивленный взгляд на отца.
– У месье Жиро к тебе несколько вопросов, Николь, – дружелюбно произнес отец. – Вот и все.
От горя и усталости она стала уязвимой. Николь шагнула вперед и стиснула спинку стула.
– Папа, я совсем не спала, – дрожащим голосом проговорила она. – Разве это не может подождать?
Когда Жиро подошел к ней, отец опустил голову. Комиссар пригладил волосы, готовый вот-вот наброситься на нее. Николь видела черные волоски, торчащие из его носа, ощущала запах табака. Она задрожала от отвращения, вспомнив, где недавно застала его.
– Всего минуту, – сказал Жиро, по-прежнему приглаживая волосы. – Дружеская беседа, не более. Мы заметили, что вы проводите время в компании одного молодого вьетнамца.
Он говорил тихим голосом, не громче шепота. Николь это раздражало. Приходилось прислушиваться, что давало Жиро власть над ней. Она гневно посмотрела на него и вдруг поняла, что он видел ее в борделе. Живот свело еще сильнее.
– Законом это не запрещено?
– Николь! – одернул ее отец.
– Знайте, что можете мне довериться, – проговорил Жиро, протягивая руку. – Вы доверяете мне, а я вам. Надеюсь, вы понимаете?