Дочь Туллы

Синни отвернулась от него, уставившись куда-то себе в ноги. Она подумала о матери, вспомнила как она лежала в яме с приставленной к телу головой и правой рукой. А потом подумала о чудесном исцелении собственной руки от глубокого пореза. Она уже несколько раз размышляла об этом, пытаясь объяснить себе что это было.

– Там в Тилгарде, ты видел как моя мать сражалась с ним? – Тихо спросила она.

– Да. Сражалась так что клянусь кровавой бородой Баолга даже воины из этой их Валгаллы притихли и с изумлением смотрели на это. Я не видел женщины храбрее чем твоя мать. Я запомнил её имя и, клянусь клыками Горда, будь уверена все бриганы узнают его.

– Но как она смогла его победить? – Ещё тише спросила Синни.

– О чём ты? Она изрезала его как свинью, прыгала на него как каледонские псы на медведя. Клянусь когда она вырезала ему глаз мне хотелось запеть.

– Но как она сумела не погибнуть? Неужели этот норманн не смог ни разу ранить её?

Брон повернул голову, внимательно уставившись туда где было лицо девочки.

– Ты о том что её раны вроде как исцелялись сами собой? – Он пожал плечами. – Значит так захотели боги. Я не верю, что какой-то ведьме это под силу. Да и разве твоя мать была ведьмой?

– Нет.

– Ну а богам законы не писаны. Если они пожелали помочь ей, это их дело. К тому же ведь всё равно убить её было можно, иначе мы бы с тобой не хоронили её. А раз так Буян имел свой шанс, но твоя мать одолела его.

Синни тоже привалилась головой к дереву. Она думала о камне, на котором она по требованию матери написала своё имя и как после этого яд "ведьминых пальцев" как будто исчез из её тела. И ещё исцелившаяся рука. Может она теперь как мать? Мать сказала, что Тулла помог ей. Но может этот дар Туллы временный? Может он уже исчез? А если жена ярла отрубит ей голову? Она воин или нет? Синни понимала, что ей очень страшно. Ей захотелось срочно разрезать себе руку и посмотреть что будет. Она даже поднесла лезвие ножа к левой ладони, но замерла. А если ничего не будет? То тогда она струсит и не пойдёт? Ей стало стыдно. Ей припомнилось как Анвелл не раздумывая бросился на громадного Хальфара. А до этого как её отец бросился на Вардина и его людей. А потом представила как наверно матери было страшно входить в Тилгард, в город норманнов, где её просто могли схватить и утопить или сжечь или разорвать на части и никакой дар Туллы не помог бы ей против этого. Они все, отец, брат, мать бросались в свои битвы ни капли не думая о себе, не размышляя о том выживут они или нет. Голосок в её душе попытался возразить её стыду, оправдать её, ведь все они были взрослыми умелыми сильными людьми, а отец и брат вообще мужчинами, а она всего лишь маленький ребенок, разве может она равняться с ними? Но пересиливая весь свой страх, все свои бесконечные тревоги, словно продираясь через цепкий сплошной кустарник или всплывая через тугую вязкую толщу воды, она неимоверным усилием воли заставила себя произнести:

– Я буду сражаться с женой ярла.

– Хорошо, – равнодушно ответил Брон. – Пока поспи, разбужу когда пойдём.

Это почти насмешило Синни. Поспи! Внутри неё всё звенело, гудело и стучало в ожидании предстоящей битвы. Её самой первой битвы. И возможно последней. Но тем не менее она закрыла глаза и попыталась успокоиться. Она убрала нож от левой руки. Если Тулла захочет ей помочь, то хорошо. А если нет, то она всё равно будет биться изо всех сил. Чтобы быть достойной своей матери, отца и брата. И как только она убедила себя, что отступать некуда и ничего другого кроме как сражаться не остается, ей стало легче. Она вроде и правда успокоилась. И ещё она подумала о Броне. Даже если она погибнет, то он ведь все равно убьёт эту Брунгильду и значит в любом случае мать будет отомщена. Она вспомнила как Далира обнимала её и прижимала к себе в их последнюю ночь, когда они лежали вместе в углублении скалы после той ссоры из-за крестика. "Мама", прошелестело в её голове, "мама…"

40

Всё-таки она видимо задремала, потому что очнулся и открыла глаза только после толчка Брона. Стало заметно светлее. Легко различались контуры деревьев, стоявшая неподалёку Алата и черные пятна на лице бригана.

– Давай, пора, – глухо сказал он.

Она поднялась. В этот серый сырой предутренний застывший час все великие страхи и переживания притупились и потускнели. Сейчас всё было буднично и сонно. Брон осматривал её.

– Что? – Спросила она и потерла нос.

– Задери юбку до бёдер и заткни за пояс. Вот этим подвяжи чулки, – он протянул ей несколько веревок. – Ты должна очень свободно двигаться.

Она какое-то время помедлила, словно пытаясь осознать, что происходит, а затем молча начала делать то что он сказал.

– И волосы собери назад и завяжи чтобы не мешали.

Когда она закончила, он сказал: