— До Генриха дошло, что Тиррел замешан в подготовке побега из Тауэра какого-то человека из лагеря Йорков и переброске его в Германию. Он выслал в Кале отряд для осады замка в Гюине. Король торопился и вдогонку отправил лорда-хранителя печати… Вы знаете, что это такое? — Грант кивнул. — Отправил лорда-хранителя печати — что за титулы у этих англичан! — с охранной грамотой для Тиррела, если тот согласится вступить в переговоры с канцлером на борту корабля в Кале.
— Не может этого быть!
— Хотите знать, что было дальше? Очнулся Тиррел за решеткой в Тауэре, а 6 мая 1502 года был «спешно обезглавлен без суда и следствия».
— А его признание?
— Не было.
— Как не было?
— Не смотрите на меня так. Я в этом не виноват.
— Но он же признался в убийстве мальчиков.
— Об этом свидетельствуют различные источники, но все это описания, а самого текста признания нет, понимаете?
— Значит, Генрих не стал его публиковать?
— Нет. Придворный историк Полидор Вергилий описал, как было совершено убийство. Но это было уже после смерти Тиррела.
— Но если он сознался, что убил детей по наущению Ричарда, почему его не судили?
— Понятия не имею.
— Погодите, о признании Тиррела стало известно только после его смерти?
— Тиррел признал, что еще в 1483 году, двадцатью годами раньше, примчался из Уорика в Лондон, получил ключи от смотрителя тюрьмы… забыл его имя…
— Блэкенбери. Сэр Роберт Блэкенбери.
— Правильно… ключи от смотрителя тюрьмы Роберта Блэкенбери на одну ночь, прикончил детей, отдал ключи и вернулся назад к Ричарду. Его признание положило конец слухам о таинственном исчезновении принцев — и при этом не было никакого публичного расследования?
— Никакого.
— Я бы в суд с этим не пошел.
— Нечего об этом и думать. Такого вранья я никогда еще не слышал.
— Неужели они даже не потрудились допросить Блэкенбери, передавал он ключи или нет?
— Блэкенбери был убит при Босворте.
— Понятно. Какой спрос с покойника! А знаете, гибель Блэкенбери дает нам в руки еще одну маленькую улику.
— Разве?
— Если ключи действительно выдавались на одну ночь по приказу Ричарда, тогда об этом должно быть известно множеству мелких служащих Тауэра. Трудно поверить, что кто-то из них не проговорился Генриху, когда Тауэр перешел к нему. Особенно если считалось, что принцы пропали. Блэкенбери убит, Ричард убит, но кто-то из старших по службе должен был предъявить мальчиков. Если же предъявлять было некого, то он должен был заявить: «Смотритель тюрьмы выдал однажды ночью ключи, и с тех пор мы детей не видали». Поднялся бы страшный шум вокруг человека, получившего ключи. Он мог стать главным свидетелем против Ричарда и первым козырем для Генриха.
— Вполне вероятно, но ведь Тиррела в Тауэре все знали, и он не мог пройти неузнанным. Лондон был тогда невелик, а Тиррел — фигура заметная.
— Верно. Если все так и было, Тиррела бы судили и казнили публично в 1485 году. За него было некому заступиться. — Рука Гранта потянулась к пачке сигарет. — Итак, нам остается предположить, что Генрих казнил Тиррела в 1502 году, а затем объявил с помощью своих ручных историков, что тот двадцать лет назад убил принцев.
— Правильно!
— И никогда ни разу не обмолвился, почему не было суда над Тиррелом, который сознался в совершении такого чудовищного злодеяния.
— Ни разу. По крайней мере, мне это неизвестно. Он, знаете ли, всегда пользовался обходными путями. Никогда не действовал напрямую, особенно в таком деле. Это не должно было походить на убийство. Годами Генрих искал какое-то законное основание, которое должно было его прикрыть. Ум был изощрен до предела. Как вы думаете, с чего он начал, став королем?
— С чего же?
— Казнил соратников Ричарда в битве при Босворте, обвинив их в предательстве. А как ему удалось подвести под это закон? Начав отсчет своего царствования за день до Босвортской битвы. Человек, способный на такой подлог, готов пойти на все. — Брент взял предложенную Грантом сигарету. — Но это не сошло ему с рук, — добавил он, торжествуя. — О нет, не сошло. Англичане, молодцы, сказали ему «хватит». Поставили его на место.
— Каким образом?
— Очень вежливо, чисто по-английски предъявили ему парламентское постановление, в котором было указано, что ни один человек, пока он находится на службе у короля, не может быть обвинен в измене или заключен под стражу. И заставили Генриха подписаться. Истинно английская железная любезность. Никаких уличных толп, швыряния камней и криков, что им не нравятся его невинные хитрости. Пожалуйста вам постановленьице и извольте его любить и жаловать. Представляю, как он скрипел зубами. Ну-с, я пошел. Я так рад, что вам можно теперь сидеть и чувствовать себя здоровым человеком. Не успеете оглянуться, как мы поедем с вами в Гринвич.
— А что в Гринвиче?
— Хорошая архитектура и мутная река через весь город.
— И все?
— Хорошие пабы.
— Едем в Гринвич!
После его ухода Грант лег на спину и стал курить одну сигарету за другой, размышляя над историей тех наследников с Йоркской стороны, которые преуспевали при Ричарде III, а при Генрихе VII сошли в могилу.