Дочь времени

Возможно, кто-то из них получил по заслугам. Сведения, собранные Каррадином, все же не могли дать полного представления о той жизни во всем ее многообразии. Какое, однако, поразительное совпадение, что все, кто стоял на пути Тюдоров к трону, так вовремя скончались!

Грант скептически посмотрел на книгу, принесенную ему Каррадином. Это была «Жизнь и царствование Ричарда III» некоего Джеймса Гэрднера. Брент уверял его, что он не пожалеет, если прочтет доктора Гэрднера. По его словам, книгу приняли «на ура».

Особого повода ликовать Грант не обнаружил, но, подумав, что лучше уж читать о Ричарде, чем о ком бы то ни было еще, стал перелистывать книгу и скоро понял, почему она прошла, как выразился Брент, «на ура». Доктор Гэрднер упорно считал, что убийство было делом рук Ричарда, но как честный писатель и ученый, да к тому же еще, по его словам, беспристрастный, он не мог утаить некоторые факты. Следить за тем, как доктор Гэрднер упражняется, пытаясь подогнать эти факты под свою теорию, было просто увлекательно. Давно Грант не испытывал ничего подобного.

Не замечая собственных нелепостей, доктор Гэрднер признавал за Ричардом большой ум, великодушие, храбрость, деловые качества, обаяние, популярность и доверие, которое он внушал даже своим злейшим врагам. И на том же дыхании рассказывал о том, что он облил клеветой свою мать, умертвил двух беззащитных детей. «По преданию», — говорит этот достойнейший доктор и тут же излагает сие ужасное предание, подписываясь под ним обеими руками. В характере Ричарда не было ничего мерзкого и подлого, но, если верить доктору, он, как ни говори, был убийцей невинных детей. Даже враги доверялись ему, но он убил своих племянников, и все тут. Честность его была замечательной — но все-таки убил из корыстных побуждений.

Какие только фокусы не показывал доктор Гэрднер, какие головоломные трюки не выделывал! Снова Гранту представился случай подивиться, как устроены мозги у этих историков. Простому человеку в голову не придет, а они-таки додумаются. Ни разу не приходилось Гранту встречать — ни в литературе, ни в жизни — существа, хотя бы отдаленно схожего с Ричардом в изображении Гэрднера или с Елизаветой Вудвилль в описании Олифанта.

Права была Лора — человеку трудно отказаться от своего предвзятого мнения. Развенчивание общепринятых понятий всегда наталкивается на внутреннее сопротивление, рождает неприязнь. Так и доктор Гэрднер: он упирается, как испуганный ребенок, не желает подчиниться неизбежному.

За свою жизнь Грант повидал немало честнейших и обаятельнейших людей, совершивших когда-то убийство. Но не такого рода и не по таким мотивам. Человек, описанный Гэрднером в «Жизни и царствовании Ричарда III», убил бы, только если на него самого обрушилось какое-нибудь несчастье. Он мог бы, скажем, убить жену за неверность. Или партнера, чьи тайные махинации разорили его фирму и разбили будущее его детей. Каковы бы ни были мотивы его преступления, оно совершилось бы как результат сильного душевного потрясения, неумышленно и не из низменных побуждений.

Нельзя сказать, что, обладая такими качествами, Ричард не был способен на убийство. Но можно утверждать, что он не был способен на такое убийство именно потому, что обладал подобными качествами.

Убийство совершено так неумело, а Ричард был человеком выдающихся способностей. Оно было безнравственным, Ричард же верен высоким моральным принципам. Оно было безжалостным, а он был добросердечным.

Если перебрать все его признанные достоинства, то становится очевидным, что, взятые в отдельности, они делали его участие в этом преступлении маловероятным. Взятые вместе, они воздвигали такую высоченную стену, что усомниться в обратном становится невозможно.

15

— Одного человечка вы забыли, — первым делом сообщил Гранту Каррадин, влетев в палату через несколько дней. — Его нет в вашем списке.

— Привет. Кто же он?

— Стиллингтон.

— Как же, как же! Достопочтенный епископ Батский. Если Генрих так возненавидел билль о престолонаследии, подтвердивший правоту Ричарда и лишавший прав его собственную жену, то как же он должен был ненавидеть его создателя?! Так что же было со стариком Стиллингтоном? Казнили по ошибке?

— Очевидно, старик не захотел играть.

— Во что?

— В излюбленные игры Генриха. Отказался наотрез. То ли потому, что был старым стреляным воробьем, то ли слишком наивным, словом, он не полез в ловушку. По моему убеждению — если простому архивисту дозволено его иметь, — он был наивен до такой степени, что не поддавался ни на какую провокацию. Одного этого было достаточно, чтобы его казнили.

— Вы хотите сказать, что он пересилил Генриха?

— Да нет же, никому еще не удавалось пересилить Генриха. Его просто посадили, но забыли выпустить. Так он никогда домой и не вернулся.

— Что-то вы сегодня такой веселый. Я бы даже сказал, навеселе.

— Что за подозрения! Еще все закрыто. Во мне бурлит интеллект, только и всего. Пир духа. Блеск ума.

— Серьезно? Ну так сядьте и отдышитесь. В чем дело, почему все стало так хорошо?

— Хорошо — не то слово. Прекрасно! Из-зуми-тельно!