Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Зато Кэти была знакома не понаслышке кое с кем из подчинённых Берии. В первую свою московскую зиму она написала Клементине Черчилль обстоятельное письмо о том, как приспосабливается к жизни в Советском Союзе. «Иногда по воскресеньям, – сообщала она миссис Черчилль, – мы все выбираемся покататься на лыжах. <…> “Мы все” – это, конечно же, мы с отцом плюс четверо приставленных к Авереллу ребят из НКВД. Один из них и сам мастак кататься и всё пытается, хотя и безуспешно, угнаться за Авереллом, а трое остальных просто стоят на наблюдательных пунктах вдоль склона». Кэти прозвала их «ангелами», поскольку они вечно сновали вокруг отца, однако, писала она жене премьера, «всё не могу взять в толк, кого они охраняют – то ли Аверелла, то ли людей от Аверелла. <…> В любом случае, они крайне полезны в роли живой камеры хранения наших вещей, и <…> у них всегда есть при себе спички!»{556} В этих комментариях Кэти за привычной легковесностью явственно читается, что она прекрасно отдаёт себе отчёт, что с НКВД шутки плохи{557}.

Внезапное явление Берии заинтриговало Кэти. Она обратила внимание, что он «маленький и полный, а пенсне с толстыми линзами придаёт ему злодейский вид», но в то же время есть в его облике и «некое добродушие»{558}. Для Кэти присутствие Берии было пусть и неприятным, но не опасным, – ведь она как-никак была защищена дипломатическим статусом, и напрямую он ей никак угрожать не мог. Тем не менее она знала, что перед нею воистину «самый страшный человек» из всех, с кем она когда-либо встречалась. Берия преуспевал за счёт практически повсеместного нагнетания ужаса, готовность вселять который в людей как раз и позволяла ему, а через него и Сталину, и советскому режиму контролировать каждого в отдельности и подчинять себе население в целом. А вот манипулировать иностранцами приходилось с использованием более тонкой тактики. Не мог же НКВД открыто запугивать Черчилля, Рузвельта или Гарримана угрозами ареста и разоблачения, пыток и безвинного или бездоказательного осуждения, которые сделались в СССР стандартными способами борьбы с политическими врагами. Но имелись у НКВД и методы оказания давления на высокопоставленных иностранцев.

Кэти об этом ничего известно не было, а между тем неделями ранее, в январе, Аверелл вынужден был иметь весьма странное дело с одним из заместителей Берии, Павлом Судоплатовым, которого ему представили в Народном комиссариате иностранных дел как Павла Матвеева, ответственного за подготовку конференции от Совнаркома. После знакомства Судоплатов пригласил Гарримана на обед в московский ресторан грузинской кухни[67], чтобы обсудить организационные мероприятия в Ялте поподробнее. За обедом Судоплатов, однако, быстро сменил тему и принялся выведывать у Гарримана американскую позицию по самым щепетильным вопросам повестки предстоящей конференции, в частности, по польскому. НКВД записывало их разговор на магнитную ленту с тем, чтобы проанализировать реакции посла и составить его психологический профиль для Сталина, однако Гарриман был не тот человек, чтобы раскрываться перед первым встречным, и затея сорвалась.

Видя, что фокус не прошел, Судоплатов перешел к дедовской тактике склонения объекта разработки к сотрудничеству. Демонстрируя верх предупредительности, энкавэдэшник посоветовал Гарриману «получше присматривать за своею дочерью и её московскими похождениями, потому что знакомство кое-с-кем из молодых русских может довести её до беды». Но Гарриман, уже вычисливший, что «Матвеев» – агент НКВД, не клюнул и на этот его толстый намёк, что Кэти якобы водит знакомство с непотребными типами. У Кэти, действительно, было среди русских немало знакомых, но исключительно по катку и балету, и все её отношения с ними были сугубо платоническими. Ей, правда, нравилось над ними подшучивать в письмах сестре, называя наиболее приятных представителей советского официоза «мой русский бойфренд» и т. п., но дальше шуток дело не шло. Появления в местном обществе в компании молодых русских были ей разрешены отцом и нужны для совершенствования языковых навыков. Судоплатов же настаивал, что предупреждает Гарримана насчёт Кэти «всерьёз, но чисто по-дружески». Это, дескать, никоим образом не «угроза шантажом». Гарриман пользуется «большим уважением» Сталина, настаивал он. Разговор же на эту тему он завел с «намерением» показать, что Гарриманы могут не опасаться «каких-либо провокаций с нашей стороны» и свободно обсуждать «любые деликатные вопросы, как личные, так и дипломатические». Гарриман в ответ на всё это лишь невозмутимо поинтересовался, в достаточном ли для всех делегатов количестве подвезут в Ялту водки и икры. В конце встречи Павел Судоплатов преподнёс послу чайный сервиз в подарок от правительства и ретировался, не решив ни одной из своих задач{559}.