Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

В 1952 Анна вышла замуж в третий раз – за врача Джеймса Халстеда из Управления по делам ветеранов. Они переехали обратно в Нью-Йорк, и Анна стала работать в сфере связей с общественностью ветеранских госпиталей и медцентров. В 1958 году они пустились в новую авантюру и подписались на двухлетнюю командировку в Иран, где Джиму предложили помочь с обустройством новой больницы в статусе приглашённого профессора на грант, выделенный программой Фулбрайта. По возвращении в США Анна с головой погрузилась в гуманитарную работу, внося свой посильный вклад в увековечивание памяти, сохранение и преумножение наследия своих родителей, благо что и мать её под конец жизни успела сделать самостоятельную карьеру. После смерти Рузвельта Элеонора служила делегатом Генеральной Ассамблеи ООН от США и председателем Комиссии ООН по правам человека[97]; скончалась в 1962 году. В 1963 году президент Кеннеди включил Анну в состав Гражданского консультативного совета по положению женщин, а незадолго до этого она, следуя по стопам матери, составила компанию Авереллу Гарриману в президентской комиссии по соблюдению прав человека. Во всех этих ролях Анне более не приходилось раз за разом выбирать между отцом и матерью. Она могла чувствовать себя продолжательницей достижений их обоих. До конца своих дней Анна оставалась гражданкой мира, поборницей совершенствования человечества и страстной участницей дискуссий по вопросам больших и малых дел, направленных на решение глобальных проблем. Но долгожданная самореализация – как профессиональная, так и в браке с Джимом Халстедом, – ничуть не затмевала в её памяти те эпохальные по последствиям недели 1945 года, и они навсегда остались при ней. Время от времени Анна вдруг оказывалась в эпицентре жарких дебатов по поводу противоречивой роли Рузвельта на последнем году его жизни. В таких случаях Анна незамедлительно вступалась за отца и его наследие, в том числе, и даже прежде всего – ялтинское. Холодная война на долгие годы превратила Ялтинскую конференцию в политический футбольный мяч, который не пинали только ленивые. Желающие дистанцироваться от малейшего намёка на прокоммунистические настроения обвиняли рузвельтовскую администрацию в явленной всему миру излишней симпатии к противнику на Востоке. Например, в 1951 году сенатор от Республиканской партии Роберт Тафт, метивший в президенты сын президента Уильяма Говарда Тафта, принялся распространять подобные идеи о Ялте, зондируя их перспективность на грядущих праймериз. Анна оперативно написала ему письмо с требованием исправить «неточности, инсинуации и полуправду о Ялтинской конференции»{822}.И защищала она не только отца, но и Аверелла Гарримана, и Гарри Гопкинса{823}.

Продолжалось и муссирование вопроса о здоровье её отца. Чуть ли не ежегодно какой-нибудь самозваный медицинский эксперт публиковал очередной «гнусный материал»{824} с новыми объяснениями «истинных» причин смерти Рузвельта. До конспирологических сталинских бредней об отравлении они, правда, не доходили, но посмертно ставили отцу все мыслимые и немыслимые диагнозы – от серии инсультов до рака головного мозга. Поскольку история болезни, заключение о смерти и вообще все документы, касающиеся состояния здоровья Рузвельта, вскоре после его смерти таинственным образом исчезли (кое-кто подозревал, что это было делом рук доктора Росса Макинтайра), пресечь распространение подобных слухов раз и навсегда было нечем. Наконец, Анна догадалась попросить доктора Говарда Брюэнна написать строго научный отчёт о том, как у отца обстояли дела со здоровьем в последний год его жизни с однозначным заключением о причине его смерти. Брюэнн так и сделал, и в 1970 году в журнале The Annals of Internal Medicine появилась его статья «Клинические заметки о болезни и смерти президента Франклина Д. Рузвельта». Страдавший острой застойной сердечной недостаточностью Рузвельт умер от обширного кровоизлияния в мозг. А до этого эпизода с летальным исходом, заявил Брюэнн в статье, никаких указаний на то, что сердечная недостаточность когда-либо приводила к нарушению мозговой деятельности Рузвельта или препятствовала надлежащему исполнению им своих должностных обязанностей, у него не имелось{825}. Анна нашла статью Брюэнна «нужной и важной» и была весьма благодарна ему за то, что Брюэнн положил конец пятнадцатилетним пересудам касательно причин смерти её отца{826}.