Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Анна долгие годы до смерти Рузвельта пребывала в самой гуще дискуссий, вокруг которых вращался мир её отца. Ну а теперь, после того как они с Джимом отошли от дел и удалились на покой в Хиллсдейл, штат Нью-Йорк, всякий раз, когда дети приезжали их навестить, Анна находила истинное удовольствие в приготовлении изысканных горячих блюд для их семейных застолий. Пока её кулинарные творения доходили до готовности на плите или в духовке, она коротала время в дверях между кухней и столовой с неизменной сигаретой в руке и чувствовала себя будто помолодевшей – той прежней юной девушкой, жаждущей присоединиться к взрослым разговорам о внутренней и внешней политике, положении дел на международной арене и глобальных геополитических раскладах, но всякий раз робеющей и замирающей на пороге{827}.

В 1975 году, через тридцать лет после Ялты, Анна скончалась на семидесятом году жизни от рака горла. Будто в подтверждение непреходящей природы тесного сплетения нитей судьбы всех этих семей, её муж Джим, овдовев, женился на Диане Гопкинс, дочери Гарри. Незадолго до смерти Анна выступила в нью-йоркском Хантер-колледже с речью, будто подводящей итоги собственной жизни, ставшей неразрывным продолжением жизни её родителей. Там она, наконец, честно и без обиняков призналась в преклонении перед Рузвельтом: «К своему отцу я на протяжении всей его жизни испытывала величайшее восхищение и любовь, и мне очень хотелось во всём ему угождать и снискать его одобрение»{828}. По словам её сына Джонни, каждый из трёх мужей Анны «знал в каком-то смысле, что лишь один мужчина был [для неё] превыше всех, лишь ему была отдана её истинная и сильнейшая преданность». Для Анны время, проведённое с отцом, и лелеемые ею драгоценнейшие воспоминания о каждой такой минуте навсегда останутся «главным подарком от жизни»{829}.

После сокрушительного поражения на июльских выборах 1945 года Уинстон Черчилль никак не мог прийти в себя от шока – и понял, что ему лучше на время убраться прочь из Англии. По этому случаю фельдмаршал Харольд Александер любезно предложил ему в полное распоряжение на весь сентябрь собственную виллу на озере Комо в Италии. Уинстон с радостью согласился. Ведь там, в дивных предгорьях Альп, он сможет, наконец, отбросить прочь газеты и красные коробки с делами государственной важности, взяться вместо этого за кисти и мольберт и посвятить несколько недель мирному занятию живописью[98] в этой райской тиши. Но в одиночестве он перестраивать себя под наступивший новый мир и высматривать себе дорогу в нём не хотел. Клементина была слишком занята, чтобы составлять ему компанию на целый месяц; во-первых, она подыскивала им новую квартиру в Лондоне, а во-вторых – готовила Чартвелл к их возвращению. И снова в пору раздумий о туманном будущем Уинстон выбрал себе в спутницы Сару, и теперь им предстояло ещё одно, последнее совместное путешествие.

Узнав об этом, Сара даже «разразилась давно копившимися слезами». Хотя она по-прежнему состояла на действующей службе в WAAF и не надеялась на демобилизацию раньше конца года, делать ей там после окончания войны было нечего, и командование дало ей месячную увольнительную для поездки в отпуск вместе с отцом, «пусть даже и не в официальном качестве, а просто как его дочери»{830}. Пока Уинстон писал картины, Сара сидела подле него под тёплым солнцем в трепетном созерцании и всецело предавалась счастью быть вместе с любимым отцом. Ближе к концу их отпуска, Уинстон писал Клементине: «Сара была мне в радость. Она такая вдумчивая, тактичная, забавная и весёлая. Без неё моё пребывание здесь обернулось бы крушением»{831}. А имея при себе такую дочь, Уинстон начал мало-помалу втягиваться в новый ритм жизни. Как-то вечером под пение сверчков в опустившейся на альпийские луга ночной прохладе он сказал Саре: «У меня выдался счастливый день». Сара давно забыла, когда в последний раз слышала от отца что-либо подобное{832}.

После долгожданной демобилизации в декабре 1945 года Сара собиралась вернуться на театральные подмостки, но тут раздался телефонный звонок, изменивший всё. Карьера киноактрисы её никогда особо не прельщала, но итальянский сценарист и режиссёр Марио Сольдати предложил ей главную женскую роль в его новом фильме «Даниэле Кортис». Сперва Саре показалось как-то неловко отправляться на съемки в ещё недавно вражескую страну, но отец благословил её на это решиться. «Это же часть роли победителей – помогать проигравшим», – сказал он. Участие дочери британского экс-премьера в итальянским кинопроекте будет символизировать налаживание отношений между культурами, убеждал он её[99]. И она согласилась, хотя съёмки в Италии означали для неё разлуку с любимыми людьми – и не только со своей семьёй, но ещё и с Гилом Уайнантом{833}.