Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Красавец, с успехом выдерживавший сравнение с кинозвездами-завсегдатаями его горнолыжного курорта, наследник одного из крупнейших в Америке состояний, нажитых собственными трудами, Гарриман в жизни не пасовал ни перед какими препятствиями – ни в бизнесе, ни в спорте, ни на пути к реальным горным вершинам. Он добивался всего, чего хотел, благодаря упорству, изобретательности, талантливым кадрам и солидным инвестициям. И практически всем коммерческим начинаниям – от Объединённой железной дороги и международных судоходных линий до горнодобывающих компаний и от журнала Newsweek до банка Brown Brothers Harriman – сопутствовал громкий успех. К активному отдыху Аверелл Гарриман привык подходить столь же целеустремлённо и энергично. Вырос он в особняке на самой вершине горы над долиной Гудзона. Фуникулёр доставлял снизу к дому на горе всё необходимое для жизни на широкую ногу – от пищи до легковых автомобилей. В парке под окнами дома обитали в просторных вольерах три бурых медведя, привезённых его отцом из экспедиции на Аляску, а по соседству с нижней станцией фуникулёра располагалась конюшня с десятками пони для игры в поло{78}. Предпочитая продолжительным раундам гольфа скорость и агрессию поло, Аверелл Гарриман стал одним из лучших в стране игроков и обладателем Кубка Америки 1928 года. Он играл в составе национальной сборной США, победившей в финале считавшихся фаворитами аргентинцев. Совершенно естественно, что со временем такой человек, как Гарриман, переключился на государственную службу. В Лондоне всё та же неиссякаемая энергия и деловая смекалка помогали ему надзирать за тем, чтобы выделенные Британской империи $30 млрд{79} американской помощи расходовались по уму и наилучшим образом.

К сожалению, как показали последние месяцы, работа с советским правительством не имела ничего общего ни с привычными ему деловыми отношениями, ни даже с его рисковыми инвестициями в Советскую Россию по окончании Первой мировой войны. В американском посольстве в Москве при Гарримане ходила поговорка: «торгуя с русскими, за каждую лошадь платишь дважды»{80}. Последние полгода Гарриман пытался убедить Рузвельта в необходимости изменить подход к переговорам с Советами, но президент его доводам упорно не внимал. И демонстративный недопуск Гарримана на официальный ланч на Мальте в полной мере показывал, что мнения своего Рузвельт не изменил и менять не собирается.

И после ланча Рузвельт не снизошел до аудиенции с Гарриманом. Вместо того, чтобы обсудить со своими советниками или членами британской делегации дальнейшие планы, ради чего Черчилль, собственно, и назначил свидание на Мальте, Рузвельт с дочерью отбыли в полуторачасовое турне по острову в сопровождении губернатора Мальты и его семьи. Анна пригласила присоединиться к ним Сару Черчилль. Объезд острова стал жестом уважения к местным жителям, но отнял драгоценное время. Американской и британской делегациям той же ночью предстояло вылететь в Крым, а они до сих пор так и не провели обстоятельного обсуждения повестки предстоящей Ялтинской конференции. Пока Рузвельт катался по Мальте, Черчилль вернулся на борт «Ориона» и предался послеобеденному сну. Так что, как бы Гарриман ни пытался оказать влияние на ход событий, пока всё шло к тому, что в Ялте он будет довольствоваться только обществом дочери Кэти.

Гарриман далеко не впервые за годы войны замечал за Рузвельтом склонность увиливать от прямых решений серьёзных проблем. В начале конфликта, считал Гарриман, президент явно недооценивал масштаб исходящей от нацистов угрозы, в частности, тот факт, что их ВМС – кригсмарине – по мнению Гарримана, имели подавляющее преимущество на море, и немцы вполне могли сломить сопротивление Великобритании. Ленд-лиз, конечно, был замыслом блестящим, но одних поставок для победы недостаточно. Американцы могли отправлять через Атлантику сколько угодно конвоев с припасами, но, если немецкие подводные лодки будут их систематически торпедировать, британцы так и останутся ни с чем. Если же народ окажется на грани голодной смерти, правительству придется капитулировать перед Гитлером. Весной 1941 года Рузвельт считал, что американское общественное мнение против объявления войны Германии, а Гарримана более всего расстраивало, что президент «не желает возглавить общественное мнение или продавить этот вопрос силой»{81}. Посол опасался, что президент и теперь недооценивает степень угрозы интересам Америки и союзников, не понимает истинную силу и амбиции советского руководства.