Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Посол отчаянно нуждался в помощи. Не мог же он воевать с Советами за Польшу в одиночку! Не выдержав, Гарриман воззвал к Гарри Гопкинсу, требуя донести до президента всю тяжесть ситуации, в которой оказалась не только Польша, но и сами Соединённые Штаты: «Похоже, выкристаллизовывается политика принуждения нас и британцев к принятию всех советских правил, подкрепляемая силой и престижем Красной армии. <…> В целом, [их] позиция, похоже, сводится к тому, что наша обязанность – помогать России и принимать её правила, потому что это она выиграла за нас войну. Я убеждён, что нам эту тенденцию не переломить, если только мы ощутимо не изменим нашу политику по отношению к советскому правительству. <…> Они ошибочно трактуют нашу щедрость в их адрес как признак слабости. <…> Если мы не разберёмся с текущей политикой, имеются все указания на то, что Советский Союз станет мировым тираном»{92}.

Гарриман испрашивал разрешения прибыть в Вашингтон, чтобы ввести в курс дела лично Рузвельта. Ему отказали. Нацисты, между тем, продолжали свирепствовать в Варшаве. В сентябре Сталин, наконец, дал добро на оказание помощи полякам, но было уже поздно. Четверть населения города была истреблена{93}.

В корне изменив представление Гарримана о Советах, история подавления Варшавского восстания ещё и вбила клин в отношения между послом и президентом. Хотя оба они и были патриархами элитных нью-йоркских семей, Гарриман и Рузвельт далеко не всегда и не во всём сходились во взглядах. На самом деле соперничество Гарриманов и Рузвельтов началось задолго до выхода Франклина и Аверелла на политическую авансцену. В начале 1900-х годов между отцом Аверелла и кузеном Франклина, Тедди Рузвельтом[9], разгорелась яростная борьба за политическое влияние в штате Нью-Йорк, побудившая Тедди Рузвельта инициировать антимонопольное расследование в отношении железнодорожных холдингов Э. Г. Гарримана{94}. И хотя Аверелл Гарриман вошел в состав проводившей «Новый курс» рузвельтовской администрации из чувства гражданского долга, унаследованного им от свободомыслящего отца, сам он поначалу не особо верил ни в искренность, ни в успех этой прогрессивной программы. Будучи в прошлом республиканцем, Аверелл сменил лагерь и присягнул на верность демократам отчасти из прагматизма, отчасти под нажимом сестры. Мэри Гарриман-Рамси была основательницей Юниорской лиги, а Рузвельт назначил Мэри на пост председателя Консультативного совета по защите прав потребителей. Над примкнувшим к «Новому курсу» перебежчиком газеты в ту пору издевались как могли, окрестив Гарримана одним из «когорты ручных миллионеров»{95} администрации, но у Аверелла как раз тогда и завязалась невероятно крепкая и искренняя дружба с Гарри Гопкинсом, выходцем со Среднего Запада, сумевшим пробиться из бедных социальных работников в ближайшие советники Рузвельта. Именно Гопкинс в конце 1940 года и убедил Рузвельта назначить Гарримана своим посланником по ленд-лизу в Лондоне.

Но главная проблема в отношениях между Гарриманом и Рузвельтом лежала глубже и касалась рычагов власти. Аверелл Гарриман был на порядок богаче Франклина и мог себе позволить и покупку влияния, и определённую политическую самостоятельность. В отличие от остальных приближённых Рузвельта, чье положение и престиж всецело зависели от президента, ему не нужно было ни протискиваться «поближе к телу», ни полагаться на бюджетное финансирование. Он даже заработной платы в качестве посланника по ленд-лизу не получал, а в Москве и вовсе оплачивал большую часть расходов посольства на приемы советских гостей из своего кармана. У Рузвельта, по сути, не было управы на Гарримана; повлиять на него он мог, лишь допуская или не допуская строптивого посла к собственной персоне. Перед встречей с Черчиллем в 1941 году и подписанием Атлантической хартии Гарриману пришлось чуть ли не умолять Рузвельта включить его в состав американской делегации, прежде чем президент снизошёл до удовлетворения этой его просьбы{96}. В точности так же Рузвельт отказывался поначалу поручать Гарриману представлять интересы США на Московской конференции 1942 года, вынудив Аверелла действовать через Черчилля. Черчилль тогда направил Рузвельту официальный запрос о том, чтобы на его предстоящей встрече со Сталиным присутствовал и спецпредставитель президента США в Лондоне. Лишь после этого Рузвельт нехотя уступил.