Пока их отцы решали судьбы мира, Сара и Кэтлин могли расслабиться. Они понадобятся своим отцам не раньше, чем начнут расходиться участники торжественного ужина, который начнется по завершении пленарного заседания, – то есть до позднего вечера Сара и Кэти свободны и предоставлены самим себе. Так как подруги не виделись с осени 1943 года, они принялись изыскивать возможность устроить вечером собственный приватный ужин – «детский праздник», как его окрестила Кэти, – позвав на него за компанию лишь Анну и кое-кого из своих старых лондонских приятелей, не удостоившихся приглашения на официальный ужин, таких как генерал Фред Андерсон, один из «бывших» Памелы{285}
. Кто-то из передового отряда квартирьеров успел даже договориться с местными и забронировать под эту вечеринку кинозал на втором этаже.А Анне приходилось нелегко в роли верного адъютанта отца. Пока две её приятельницы помоложе наслаждались краткой передышкой, Анна была как на иголках: Рузвельту предстояло выступить в роли хозяина на предстоящем официальном ужине, поскольку тот назначен в Ливадии, а его британскому и советскому визави – в роли гостей. Отец же её опять не сподобился составить и передать ей список приглашенных, но на этот раз, поскольку речь шла ещё и о членах советской делегации, Анне нужно было быть особо бдительной, дабы никого не обидеть, никого не обойти. Можно было бы обратиться с просьбой о помощи к Кэти. Та, при всей её молодости, обладала богатым опытом по части советского дипломатического этикета, включая организацию званых ужинов, но Анна решила, что справится самостоятельно. ещё перед началом пленарного заседания Аверелл Гарриман заметил, как Анна мучается над составлением списков приглашенных, и снова предложил ей свою помощь, чтобы у неё вдруг не возникло надобности тревожить отца. В перерыве заседания, пообещал ей посол, он разберется в деталях и выдаст ей готовый поименный список. Но лишь через три с половиной часа обсуждений – то есть почти ко времени начала этого самого ужина, согласно расписанию, – Гарриман наконец-таки появился из-за двойных дверей с обещанным списком в руке. Также он предложил Анне кое-какие советы относительно рассадки приглашенных, а затем оставил её вместе с лейтенантом Ригдоном из свиты Рузвельта трудиться над правильным написанием фамилий и имён гостей на карточках рассадки.
Пока Анна эти карточки заполняла, обе створки дверей распахнулись, и в вестибюль из зала вышли участники конференции, завершившие обсуждение всего, что им полагалось в тот день обсудить. И тут же к Анне внезапно подскочил доктор Брюэнн с экстренным сообщением: ей нужно немедленно подняться наверх, в комнату Джимми Бирнса. Сам Брюэнн оттуда только что чудом спасся, а вот бедолаги Па Уотсон, Стив Эрли, доктор Макинтайр и контр-адмирал Уилсон Браун там по-прежнему в западне. Бирнс «в бешенстве» и отказывается идти на даваемый президентом ужин. Бирнс будто задался целью решительно испортить Анне всю поездку в Ялту, методично превращая её в сущий ад. Сначала на борту «Куинси» он допытывался о состоянии здоровья президента, а теперь вот этот демарш.
«“В бешенстве” – это было ещё мягко сказано! – мысленно оценила Анна состояние Бирнса, зайдя в его номер. – У него разве что молнии из глаз не вылетают!» Бирнс привык, что все пляшут под его дудку. Бывший сенатор от Южной Каролины, некоторое время прослужив помощником члена Верховного суда, возглавил в 1943 году только что учрежденное по инициативе Рузвельта Управление военной мобилизации, независимый государственный орган, призванный, по замыслу президента, координировать работу прочих правительственных учреждений по всем имеющим хоть малейшее отношение к войне направлениям. Эта должность наделила Бирнса в Вашингтоне широчайшими полномочиями. Многие для простоты стали его величать не иначе как «помощник президента». А тут Бирнс, привыкший присутствовать на всех совещаниях высшего уровня, посвящённых войне, вдруг оказался в тот вечер не у дел. Рузвельт полагал, что Сталин охотнее пойдет на откровенное обсуждение военных вопросов, если свести к минимуму число гражданских лиц среди участников с американской стороны. Видимо, поэтому Франклин и решил не приглашать Бирнса, однако вскоре смилостивился и попросил передать, чтобы тот присоединялся к ним в зале с 18:00. Однако Бирнс, как поняла Анна, «протоптавшись на холоде за дверями 45 минут <…> и свиста не дождавшись», сердито покинул фойе, более всего выведенный из себя тем, что Гарри Гопкинс, также будучи лицом гражданским, был к участию в заседании допущен. Не вынеся такого удара по самолюбию, Бирнс теперь категорически отказывался присутствовать на ужине Рузвельта – и даже угрожал вовсе покинуть конференцию{286}
.