Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

К 17:00 в Ливадийский дворец прибыли на первое пленарное заседание делегации всех трёх стран-участниц конференции. Всего таких трёхсторонних официальных встреч с участием глав союзных держав и их ближайших советников было запланировано восемь – по числу дней конференции. По всему периметру крыши дворца стояли советские автоматчики, а все ведущие в Ливадию дороги были оцеплены и перекрыты для проезда любого транспорта, за исключением лимузинов с делегатами. Сталин появился в сопровождении Молотова и личной охраны в форменных френчах с до блеска надраенными медными пуговицами. Следом прибыли и все три военные делегации, и генералы с адмиралами чинно прошествовали сквозь строй понурых пальм к парадному входу в грандиозный вестибюль, где присоединились к своим партнёрам-политикам, чтобы приступить, наконец, к обсуждению военно-политической обстановки в Европе{266}. Ведь это была первая встреча политического и военного руководства всех трёх союзных держав после Тегерана. С тех пор объединённые американо-британские силы под командованием Дуайта Д. Эйзенхауэра успели разгромить врага в Арденнах на стыке границ Франции, Бельгии и Германии и возобновить быстрое наступление на Берлин с запада, а советские войска – форсировать Вислу, а на днях и Одер – и выйти на оперативный простор на подступах к столице Германии с востока. И, хотя острых разногласий между союзниками хватало, обсуждение их можно было на некоторое время отложить, поскольку касались они по преимуществу послевоенного устройства Европы и дальнейшего развития событий на Тихоокеанском театре военных действий. Сейчас – и с этим были согласны все без исключения, – главным было согласовать единую стратегию действий военного командования всех трёх союзников во избежание хаоса при смыкании наступающих на Берлин с разных направлений армий.

Сару с отцом по приезде в Ливадию встретила у парадной двери Анна. От имени отца, дожидавшегося прибывающих внутри в своем кресле-каталке, Анна поприветствовала Сару, первой выскочившую из машины, а затем крепко пожала руку премьер-министру – в точности так же, как это сделал бы и сам президент. Удостоился её рукопожатия и Энтони Иден, прибывший на втором после Черчиллей авто. Числом британский отряд явно уступал и советскому, и американскому, где главные лица были со всех сторон окружены весьма внушительной охраной. Черчилль же, напротив, прибыл всего лишь с парой телохранителей в штатском, которые тут же затерялись среди массовки{267}. Как только все проследовали внутрь, Анна пригласила Сару занять место рядом с нею и Робертом Гопкинсом в числе фотографов, допущенных к запечатлению исторического форума. Двое британских, шестнадцать американских и тридцать с лишним советских фотографов, устроив толчею за позиции с выигрышными ракурсами, безостановочно сверкали вспышками и портили тем самым друг другу фотографии глав государств{268}. Анне, однако, удалось пару раз улучить момент для годных фото, чтобы было чем поделиться с Джоном{269}. Кэти же тем временем неподалеку обменивалась любезностями с госсекретарем Стеттиниусом.

Сдав верхнюю одежду и завершив позирование для парадных фотографий, делегаты готовы были проследовать в бальный зал, приспособленный под заседания. Уинстон подошел к Саре, которая вопрошающе и с надеждой взглянула на него, и ободрил дочь, крепко пожав ей плечо{270}. А затем высокопоставленные лица и делегаты чинно проследовали в ослепительно белый зал с массивными креслами за необъятным круглым столом, стоящем в центре. Фотографы напоследок ещё успели чуть-чуть пощёлкали затворами, а затем огромные двустворчатые двери закрылись, – и конференция официально началась.