Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Хотя номинально Бирнс и прибыл в Ялту в статусе директора Управления военной мобилизации, Рузвельт приглашал туда своего старого друга отнюдь не представлять интересы этой бюрократической структуры, а для придания дополнительного веса американской делегации, – как минимум, внешней. Давний соратник Рузвельта, Бирнс, с его угрюмым взглядом из-под нависших век под прядями седых волос, выглядел как многоопытный государственный муж. Приглашение на конференцию было также и своеобразным утешительным призом для Бирнса, которого президент в 1944 году обошёл вниманием при выборе кандидата в вице-президенты вместо Генри Уоллеса. Счастливый билет тогда достался Гарри Трумэну. Поскольку вклад Бирнса в предстоящие на конференции переговоры был минимальным, Анна сочла его истеричную выходку смехотворной. Она терпеть не могла подобного рода штучек, призванных привлечь внимание её отца, – и к тому же истеричная выходка Бирнса была уже вторым таким эпизодом за уходящий день. На обед Анна организовала для отца маленький стол на пять персон, которые заведомо не будут его раздражать; и тут без приглашения вломился адмирал Лехи и грубо нарушил их тихую трапезу en famille[21], спутав все её планы. Анна быстро потеснилась, освободив дополнительное место за столом, но Лехи дал всем ясно понять, что чувствует себя оскорблённым, ведь его сразу не пригласили. После обеда Анна в отчаянии написала в своем дневнике, что ей «придётся следить за чувствами определенных людей очень внимательно»{287}. Ключевые делегаты конференции взошли к вершинам благодаря амбициозности, таланту и силе характера, и многие из них теперь ревностно и даже маниакально пеклись о поддержании собственной значимости. Таким был Бирнс. Хотя на роль «настоящей примадонны», подумалось Анне, Бирнс мог бы претендовать ничуть не меньше Гарри Гопкинса{288}.

Почти полчаса Анна препиралась с Бирнсом, настаивая, что тот обязан явиться к Рузвельту на ужин. Заслышав шум, на подмогу пришёл Аверелл Гарриман, но Бирнс упорно отказывался капитулировать. В итоге «едва до массовой драки не дошло». По крайней мере, Анну так и подмывало выпалить Бирнсу в лицо: «Да кому какое дело, идёте вы или нет на этот ужин!» Но она вынуждена была сдерживаться, ибо понимала: отцу нужно, чтобы Бирнс на ужине присутствовал.

Наконец, Анна выдвинула последний и самый абсурдный аргумент: отец ненавидит число тринадцать. Если Бирнс не явится, за столом как раз и будет ровно чёртова дюжина. Рузвельту это как «десять приступов», – и всё по вине Бирнса.

Неведомо почему, но этот довод сломил сопротивление Бирнса, и он, смирившись и слегка пошатываясь, побрёл в направлении столовой{289}. Анна же, на время избавленная от своих обязанностей, отправилась в компанию к Саре, Кэти и кое-каким генералам не старше сорока, которых Кэти удалось «подогнать», включая Андерсона и его коллегу по службе в ВВС США генерал-майора Лоренса Кутера – «две дутые звезды», как звала его Кэти{290}. Анна большую часть их «детского праздника» пропустила, но хотя бы к началу кино успела.

По завершении долгого вечера Анна зашла проведать отца и пожелать ему спокойной ночи. Заданный им ужин удался на славу и имел колоссальный успех. Личные его повара приготовили восхитительные блюда из курицы, овощей и макарон и сумели-таки сбалансированно противопоставить их местным икорно-осетровым излишествам. Все, похоже, остались безмерно довольны и приёмом, и угощением{291}. Бирнс, к примеру, так и вовсе «произнес прелестнейший тост!»

Довольная, хотя и немного удивлённая Анна решила не портить настроение отцу и ни словом не обмолвилась о предшествовавших этому эскападах Бирнса, а просто пожелала доброй ночи, как делала это много-много раз, сглаживая всякие воспоминания о неприятностях, которые могут расстроить на сон грядущий. Так Рузвельт и остался в неведении, что приключилось между ближайшими и вернейшими ему людьми у него за спиной, – хотя, как верно отметила Анна в своих записях, при правильной подаче из всей этой истории с Бирнсом можно сделать весьма занимательную сказку, – но только не сейчас, а когда-нибудь позже{292}. Всему свое время.

X. 5 февраля 1945 г.

«Если бы тебе довелось стать зрительницей спектакля, разворачивающегося около 7:30 утра в здешних длиннющих коридорах спальных покоев, – писала Сара матери, – ты бы увидела 3 (трёх) фельдмаршалов в очереди к единственному ведру! И это при том, что ведь не всякий фельдмаршал готов ходить в ведро!»{293} И с ванными комнатами в Воронцовском дворце дело обстояло не лучше, чем в Ливадийском: их было всего 4 на весь британский контингент, и лишь в одной из них имелся смывной унитаз. Излишне говорить, что этот роскошный по здешним меркам санузел находился в покоях премьер-министра Черчилля и был предоставлен ему в эксклюзивное пользование.