Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Анна «всё утро работала, как сумасшедшая», бегая туда-сюда за информацией, раздавая указания, выслушивая отцовское мнение о предстоящем дне, строча для него записки с напоминаниями, которые оставляла у него на подушке, и договариваясь об их совместном с Черчиллем обеде. Двум лидерам предстояло провести за обедом первую частную беседу по прибытии в Ялту. Компанию им должны были составить Гопкинс и Бирнс с американской стороны, и сэр Александр Кадоган с британской. Зван был и Гарриман, но лишь потому, что ему, как послу, сподручнее будет улаживать всякие мелкие проблемы, если таковые возникнут (ну, а заодно пусть потешит свое уязвлённое самолюбие). В 10:30 Анна, наконец, освободилась и поспешила присоединиться к Кэти и Саре. Три дочери под охраной офицера Секретной службы тут же погрузились в машину с советским водителем. Облачённые в тёплую верхнюю одежду (Сара, как обычно, – в форменную шинель WAAF, Анна – в строгое твидовое пальто, а Кэти, как самая бывалая, – в шерстяное с меховым воротником), дамы тронулись в трёхчасовой путь, в объезд всего Южного берега, в расположенный на западе Крыма Севастополь.

Хотя до Севастополя было всего-то восемьдесят километров по прямой, дорога туда была проложена не по воздуху, а по горам, и вилась таким же серпантином, как дорога из Сак в Ялту. «Просто-таки мучительно-извилистая», – пожаловалась Сара в письме матери. Проложенная среди скальных вершин над глубокими провалами по лесистым склонам трасса была так пугающе-прекрасна, что Кэти не удержалась и пожертвовала кадром драгоценной плёнки, чтобы запечатлеть её на память для своего фотоальбома. Впоследствии она насчитала на этой единственной фотографии не менее пятнадцати петель серпантина по горным склонам, попавшим в кадр, снятый через лобовое стекло{395}. По пути в Севастополь они миновали Байдарское ущелье, на дне которого ржавели остовы немецких танков, подбитых советскими войсками прошлой весной в Крымской наступательной операции. Во многих сожжённых бронемашинах до сих пор лежали останки немецких танкистов, поскольку у Советов не хватало ни времени, ни трудовых ресурсов на то, чтобы их извлечь и захоронить{396}.

Когда две трети пути остались позади, водитель свернул куда-то не туда. Ни единого прохожего на пустынной горной дороге не было, и вскоре они заплутали окончательно. В конце концов ошибочно выбранная дорога привела их в городок, расположенный в стороне от главного шоссе. И тут иностранные гостьи вдруг почувствовали нечто знакомое в этом ветхом городке. Поначалу они даже не осознали, что случайно наткнулись на место, известное каждому британскому школьнику. Само его название будто всплыло из легенды: Балаклава. «Я исхожу из того, – писала Кэти Памеле по поводу этого незапланированного приключения, – что не мне тебя экзаменовать на предмет знания британской истории»{397}. Балаклава, расположенная в длинной узкой долине между двумя грядами крутых холмов, была тем самым местом, где британская армия провела, вероятно, свое самое знаменитое сражение после победы Веллингтона над Наполеоном при Ватерлоо в 1815 году. Но в то время как битва при Ватерлоо стала, благодаря одержанной триумфальной победе, бессмертным символом британской воинской славы, Балаклавское сражение осталось в памяти как бесславно проигранное и унёсшее жизни множества доблестных и храбрых воинов[38].

Могло показаться, будто багровой крови воинов было испокон веков суждено орошать засушливые земли Крымского полуострова. Вот и великие империи Европы не раз схлестывались друг с другом в Крыму и в XIX, и в XX столетиях, – и всякий раз это были отчаянные баталии за то, чтобы склонить в свою пользу чашу весов истории. Хотя у России имелись необъятные земли и колоссальные природные и человеческие ресурсы, позволявшие претендовать на истинное величие, ей исторически недоставало того единственного ресурса, который сделал сравнительно скромную по площади Британию величайшей в мире империей, а именно – легкого и беспрепятственного круглогодичного доступа к морю. При всей обширности своей территории, Россия существовала в тисках между северными льдами и южными горами и пустынями, легко блокируемым узким выходом в Атлантику через Балтийское море на северо-западе и мощным японским военно-морским флотом на Дальнем Востоке, а единственным доступом к Средиземному морю и через него к Атлантическому океану – равно как и ключом к открытию возможности направлять свои силы за пределы сухопутных границ – для российских стратегов было и остаётся Чёрное море. Соответственно, защита Крыма и его практически не замерзающих морских портов являлась для России и СССР задачей первоочередной стратегической значимости на протяжении, как минимум, вот уже полутора столетий ко времени описываемых событий. И врагов, желающих лишить русских столь желанного доступа к морю, всё это время было хоть отбавляй.