Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

Но Кэти была не права. С присущим ей журналистским скептицизмом она с первых дней войны с опаской относилась к советскому режиму, не доверяла ему задолго до того, как аналогичное отношение выработалось и у её отца с его коллегами-дипломатами. Но, подобно множеству других людей и до, и после неё, она повелась на коварную, чисто сталинскую обманку. Впоследствии Кэти так и не обмолвилась ни словом о том, когда именно убедилась в том, что её одурачили, – до самых слушаний в американском Конгрессе восемью годами позже, где она вынуждена была, наконец, публично признать, что пришла в тот день в Катынском лесу к неверному заключению{384}.

Нацисты совершили неисчислимое множество преступлений против человечности – от эвтаназии «неизлечимых» до геноцида миллионов евреев, – но Катынский расстрел был не на их совести. В сентябре 1939 года СССР и Германия, будучи в ту пору связаны пактом Молотова – Риббентропа о ненападении и де факто союзниками, вторглись в Польшу и разделили её между собой. Красная армия взяла в плен тысячи поляков, не только военных, но и интеллектуалов, и аристократов, и попросту всех и каждого, кто имел волю и средства оказывать активное сопротивление советской власти. И в таком обилии «антисоветских элементов» в его ежовых рукавицах московское руководство усмотрело прекрасную возможность сразу же приступить к ликвидации польского дворянства как класса, чтобы проще было контролировать эту страну по окончании войны. И Сталин прибег к услугам НКВД, приказав Берии направить людей своего ведомства на приведение в исполнение смертного приговора, бессудно и негласно вынесенного 21 857 польским офицерам, политикам и интеллектуалам{385}. Три агента НКВД взялись за работу – и собственноручно расстреливали каждый по 250 человек за ночь аккуратными выстрелами в затылок, на забывая о главном: казнить поляков следовало исключительно с использованием немецких пистолетов системы Вальтера, с тем чтобы впоследствии было на кого списать эти массовые расстрелы{386}. В результате этой бойни польский офицерский корпус был ополовинен. Держать в тайне внезапное исчезновение такого числа офицеров было затруднительно, и вскоре поползли слухи о необъяснимой пропаже доброй половины польского офицерства. Советы в ответ предлагали невнятные объяснения наподобие того, что офицеры «задействованы на строительных работах» под Смоленском или «были высланы в Восточную Сибирь, но ускользнули там из-под конвоя и, предположительно, пересекли государственную границу и теперь скрываются где-то в Маньчжурии»{387}.

Как только Красная армия осенью 1943 года вымела нацистов из Смоленской области, советские органы сразу же принялись заметать следы ранее содеянного. Вскрыв захоронения, они подтасовали доказательства, заменив реальные письма, датированные 1939–40 годами, письмами и квитанциями с датами вплоть до лета 1941 года, в качестве неопровержимого доказательства того факта, что лишь нацисты могли совершить эти убийства. Вопреки предполагаемой неопровержимости этих свидетельств, польское правительство в лондонском изгнании продолжало относиться к официальной советской версии скептически. Ну а после того, как лондонские поляки потребовали проведения независимого расследования по линии Красного Креста, Советы просто порвали с ними дипломатические отношения, назвав их запрос «следственной комедией» и обвинив в сотрудничестве с немцами[37].

Советские демарши, впрочем, теперь не особо-то и волновали британцев и американцев, успевших получить массу доказательств систематического вранья восточного союзника ещё и до откомандирования Авереллом собственной дочери свидетелем последствий военных преступлений в Катынском лесу. Выводы Кэти просто помогли западным союзникам укрепить себя в заблуждении, которому они и сами предпочитали верить, поскольку отчаянно нуждались в том, чтобы Советы продолжали оттягивать на себя и гасить основную мощь немецкой агрессии на Восточном фронте, пока британская и американская армии собираются с силами для высадки и начала мощного наступления на Западном. Западные лидеры оказались поставлены перед колоссальной моральной дилеммой: следует ли им и дальше избегать разрыва со Сталиным любой ценой из-за острейшей нужды в его военном вкладе в борьбу с нацистами? Или всё же поставить во главу угла моральные принципы западной демократии даже в ущерб сотрудничеству?{388}