Дочери Лалады. Паруса души

Дни складывались в недели, недели — в месяцы, близился срок возвращения Эллейв из плавания. Ниэльм становился всё радостнее и оживлённее, его трудно было заставить заниматься учёбой, он просился или купаться, или на прогулку в порт, чтобы встречать корабли. Миновал первый летний месяц герссмоанн («месяц травы»), настал самый жаркий месяц — йелмандмоанн, дословно — «месяц дерева йелманд». Это было древнее, ныне устаревшее название, после усиления света Макши сроки цветения этого дерева сдвинулись на более раннее время, но не переименовывать же месяц из-за этого! Бригада, в которую входили «Страж» и «Быстрокрылый», вернулась точно в срок, без непредвиденных задержек, и в три часа пополудни их паруса показались в светлой, сияющей морской дали. День был, как и обычно в эту пору, безоблачный и жаркий.

— Вон они! — радостно вскричал Ниэльм, глядя в подаренную ему Эллейв подзорную трубу. — «Страж» и «Быстрокрылый» идут первыми!

От восторженного возбуждения он дрожал, как пружинка, и Онирис не могла сдержать смешок при виде пританцовывающего на месте братца. Корабли тем временем приближались, и Онирис переполняла нежность при виде знакомых очертаний горделивых, стремящихся ввысь мачт и туго наполненных ветром парусов.

— Матушка Эллейв смотрит на нас! — воскликнул мальчик, опять прильнув к своей трубе. — Она машет нам!

И он протянул зрительное приспособление Онирис. Та с улыбкой взглянула, и её грудь наполнилась теплом: Эллейв стояла на шканцах, также направив на них свою трубу. Онирис помахала ей, а затем перевела трубу на корабль Эвельгера. Тот находился на капитанском мостике и никого на берегу не высматривал, был спокоен и сдержан — стоял с непроницаемым лицом, пересечённым шрамом. Онирис, быть может, и хотелось бы его как-то взволновать, заставить проявить чувства, но она благоразумно отказалась от этого озорного желания.

— Дай, дай мне трубу! — уже клянчил Ниэльм. — Я хочу смотреть на матушку Эллейв!

Онирис вернула ему зрительный прибор. Рядом стояли батюшка Тирлейф с Веренрульдом, Арнуг и дядюшка Роогдрейм — как всегда, с платочком наготове. С возрастом частота приступов сентиментальности у него увеличилась и потребность в платочках возросла. Он мог растрогаться даже от обычного, рядового прибытия кораблей в порт. Ведь это такое красивое и величественное зрелище! А кроме того, отставному адмиралу вспоминались дни его службы, когда он сам стоял на палубе, а не встречал суда.

Порт Гвенверина был огромен и мог вместить множество кораблей одновременно. Как раз в это время шла разгрузка судов, которые привезли на Силлегские острова очередную партию товаров с материка, и это не мешало прибытию бригады кораблей охранной службы. Это был порт универсального назначения, но подразделялся на три части: в одной размещались грузовые суда, во второй — военные корабли, третья предназначалась для пассажирского морского транспорта. Имелись на островах и специализированные порты — исключительно грузовые или промысловые рыбные. Чисто военных портов было два, но корабли охранной службы обычно базировались в Гвенверине.

Наконец началась швартовка. Онирис стоило большого труда удерживать Ниэльма, который был готов броситься прямо на «Страж», чтобы влететь в объятия Эллейв, атаковав её своей радостью прямо на её служебном месте. Когда Онирис отвлеклась, обернувшись на чей-то громкий возглас, мальчик улучил этот момент, вырвался и помчался к «Стражу». Спохватилась Онирис слишком поздно: тот уже взлетел по мостику из хмари прямо на борт, крича:

— Матушка Эллейв! Матушка Эллейв!

И никто ему был не указ. Онирис с её места было видно, как он вцепился в Эллейв, обнимая её за шею, а та, смеясь, крепко расцеловала его. Члены экипажа улыбались при виде этого трогательного зрелища, а звук сморкания за плечом у Онирис возвестил об очередном приступе сентиментальности у дядюшки Роогдрейма.

Оторвать Ниэльма от Эллейв было невозможно, и той пришлось исполнять свои обязанности прямо с мальчиком на руках.

— Ниэльм, не мешай Эллейв работать! Иди сюда! — кричала ему Онирис.

Тщетно. Братец вцепился накрепко, обхватив посмеивающуюся Эллейв руками и ногами, а также уткнувшись в неё лицом.

— Ничего, он не мешает! — крикнула она с борта корабля. — Здравствуй, любимая!

Онирис отправила ей несколько воздушных поцелуев.

Наконец Эллейв сошла на берег и спустила мальчика с рук: ей требовалось зайти в портовую контору. Расцеловавшись со всеми, кто её встречал, и особенно крепко чмокнув Ниэльма, она сказала:

— Я скоро, мои родные. Бумажки только подпишу — и к вам.

В портовой конторе Ниэльму уж точно делать было нечего, и его убедили остаться. Тем более, ему было на кого переключить внимание: к ним шёл Эвельгер. Онирис сердечно поздоровалась с ним, а он, как всегда, церемонно склонился в поцелуе над её рукой. Ниэльму он, как взрослому, пожал руку.

— Здравствуй, дружок, — сказал он, улыбаясь больше глазами, чем губами.

— Здравствуй, господин Эвельгер! — немного застенчиво ответил мальчик.