Тому тоже нужно было в контору, но он на пять минут задержался около встречающих — преимущественно ради Онирис, она сердцем чувствовала это и подарила ему приветливый взгляд и ласковую улыбку. Эвельгер остался серьёзен, губы его не дрогнули, но глаза замерцали особенными, многозначительными искорками.
А тем временем Эллейв вернулась с весьма озадаченным видом. В руках у неё был большой конверт с государственной печатью.
— Едва в контору зашла — а мне вручают вот это, — сообщила она. — Похоже, что-то важное.
— Открой, открой скорее, матушка Эллейв! — запрыгал Ниэльм.
— Не терпится узнать, что мне там пишут? — усмехнулась та, подмигивая мальчику. — Мне тоже очень интересно, родной мой. Что ж, давайте почитаем.
Она ловко вскрыла конверт кортиком и вынула листок. Письмо было на государственном бланке с гербом — и впрямь что-то очень серьёзное. Её глаза забегали по строчкам, с каждой секундой становясь всё суровее и пристальнее. У Онирис даже похолодело внутри от волнения.
— Что там, родная? — спросила она.
Та, дочитав, передала ей листок. Выведенные торжественным, каллиграфическим канцелярским почерком строки гласили следующее:
«
Письмо было за подписью самой госпожи Розгард и её секретаря, чьим великолепным почерком они, собственно, и имели счастье любоваться в этом послании. Онирис вскинула глаза на Эллейв: взгляд той взволнованно сверкал, а рот был сурово сжат.
— Ты думаешь о том же, о чём и я? — слетело с дрогнувших губ Онирис.
Эллейв кивнула. Вот оно, то самое дело, та возможность для продвижения, которую обещали Владычица и наследница престола! Они действительно слов на ветер не бросали и исполнили своё обещание.
К письму прилагалось Особое Разрешение, которое гласило: