Дочки-матери

Яна думала, что Мария Петровна сможет предположить, кто это сделал, кому известна ее тайна, но ту, казалось, интересовало совсем другое.

– У нее… – голос Марии Петровны сорвался, и ей потребовалось прочистить горло, прежде чем продолжить. – …есть могила?

– У следователя, который вел дело о ее убийстве, в то же время умер маленький сын. Их похоронили вместе.

Яна не видела лица Марии Петровны, стояла чуть позади нее, но по судорожному всхлипу догадалась, что та плачет. Неужели через столько лет проснулась совесть? Впрочем, что-то подсказывало Яне, что Ветрова никогда не забывала того, что натворила. Она не была спившейся алкоголичкой, каждый год рожающей по ребенку и не помнящей даже их количества, наверняка за эти шестьдесят три года она не раз вспоминала свою новорожденную дочь.

– Я не знала, что ее нашли, – прошептала Мария Петровна. – Все эти годы я даже не знала, что ее нашли. Я тогда нарочно не читала газет, не слушала новости, на все лето уехала в другой город, так боялась что-то узнать. Спрятала голову в песок, как страус, и думала, что если ничего не буду знать, то и меня не найдут.

– Ей дали имя Лилия, – зачем-то сказала Яна.

– Лилия… – повторила Мария Петровна. – Я хотела назвать проще – Настя. Или Андрей, если бы был мальчик.

Призрак висел на одном месте, будто бы тоже внимал словам, и Яне показалось, что сейчас подходящее время выслушать историю Ветровой. В ней теплилась надежда, что за это время Никита сможет найти их и что-нибудь придумать. Потому что угроза, исходящая от пульсирующего шара, никуда не делась; даже когда он висел неподвижно, Яна по-прежнему чувствовала ее кожей.

– Кто был ее отец? – спросила она. – Ваш будущий муж?

Мария Петровна мотнула головой.

– С Владиславом мы тогда не были знакомы. Это был мой сосед. Мои родители жили в селе неподалеку отсюда, Матвея я знала всю жизнь. А в то лето, после первого курса, внезапно посмотрела на него другими глазами. Он только вернулся из армии, возмужал, стал таким красивым, высоким, сильным. Я всякий стыд потеряла, бегая за ним, думала, что поженимся. Только у него таких, как я, пол-округи было, как потом выяснилось. Когда я ему сказала, что беременна, он велел разбираться самой. А вскоре я с Владиславом познакомилась и поняла, что это мой шанс. Владислав был намного старше меня, уже тогда подавал большие надежды в науке, в меня влюбился без памяти. Я не знала, что мне делать, рыдала каждую ночь. Потом ему во всем призналась, но сказала, что уже нашла ребенку приемную семью. Иногда мне казалось, что он согласился бы воспитывать ребенка, как своего, но я ужасно боялась его родителей. Они считали, что мы не подходим друг другу, такая разница и в возрасте, и в социальном положении. А Владислав, ничего что ученый, порой казался совершенным теленком. Я боялась, что он послушает родителей, если я дам им хоть один шанс очернить себя. В институт ходить перестала, чтобы никто не узнал о моей беременности, Владислав снял для меня комнату у одной старушки. Там я и родила. Хотела ребенка на порог роддома отнести, но она… она так плакала, что я испугалась. Боялась, что по дороге меня кто-нибудь заметит. И тогда Владислав узнает, что я обманула его, что нет никакой приемной семьи.

Мария Петровна замолчала, но Яна не находила слов, чтобы задать следующий вопрос. Она как наяву видела темную майскую ночь, перепуганную юную мать, с трудом переставляющую ноги, несущую в руках кулек с ребенком, отражение луны в темной воде пруда. Это ведь не кино, не чья-то фантазия, это трагедия двух находящихся рядом с ней людей: одного живого и одного мертвого. И очень сложно подобрать нужные слова. Поэтому она молчала, давая Марии Петровне возможность продолжить самой. Но та не стала больше ничего говорить, вместо этого вдруг шагнула вперед, вытянув перед собой руку.

– Лилечка, прости меня! – прошептала она. – Не было дня, чтобы я не вспоминала тебя. Смотрела на других детей, а думала о том, сколько сейчас было бы тебе. Не могла любить их так, как должна любить мать, потому что это казалось неправильным. Неправильно убить одного ребенка и любить других.

Мария Петровна медленно приближалась к яркому свету, а Яна не могла заставить себя произнести хоть слово, как-то остановить ее. Она вообще казалась себе лишней здесь, но деться было все равно некуда, оставалось только молча наблюдать.

Когда Мария Петровна подошла уже совсем близко, призрак внезапно ринулся ей навстречу, и Яну ослепила яркая белая вспышка.

* * *

Лера понятия не имела, чем именно и как она может помочь родственницам, попав в реанимацию, но Никита по телефону настойчиво просил ее попробовать прорваться туда, и она собиралась это сделать. Правда, как объяснить Илье подобное желание, Лера тоже не знала. Он справедливо задал этот вопрос, и ей пришлось врать.

– Хочу увидеть их, – не слишком убедительно солгала она. – Понимаю, что Карине и Павлу там делать нечего, будут только мешать врачам, но я-то не буду. Просто постою в сторонке.