— В гости к нам? Или по бизнесу? — осведомился водитель на чистом русском, без малейшего акцента.
— И то, и другое, — уклончиво ответил Павел.
Ему не понравился фамильярный тон, да и сам водила. Наверное, из-за этого «к нам».
— Сам-то давно тут своим стал? Небось, лет пять, как родину поменял? Внучка Изи вывезла из-под Житомира в экологическое место? — неожиданно для себя разозлился Павел.
— Из Киева, — уточнил водитель. — Что ты психуешь? Сиди, отдыхай! Ты же не на Украине. Наслаждайся! Красота кругом, зелень, чистота…
— Чистоту соблюдать и красоту создавать можно и дома. Гордитесь чужой красотой, как своей собственной, а отношения к ней никакого не имеете. Бедный ваш Изя в гробу бы перевернулся, если бы узнал, как вы его память предали, за его мученическую смерть с благодарностью, кланяясь, приняли чужое гражданство. А думаешь, немцы рады тебе? Что, я не прав?
— Не прав! Я никому не кланялся. Меня действительно, как ты угадал, жена уговорила сюда переехать ради детей. Вот и приехал. И, кстати, не жалею. Новому поколению дела нет до прошлого, люди хотят жить со вкусом здесь и сейчас. А не ждать, когда наша оголтелая банда украинских правителей нажрётся и соизволит бросить кость своему народу.
— А то, что предки твоих детей были сожжены в топках концлагерей, расстреляны и брошены тысячами в ямы, это ты тоже забыл?
— Ты что, учить меня жизни приехал? Кто ты такой? Кто старое помянет, тому глаз вон, — процедил сквозь зубы водитель.
— А кто забудет — тому оба. Ладно, приехали. Подождёшь меня, обратно отвезёшь.
Автомобиль остановился перед домом Германа и Павел вышел, прихватив сумку. Едва нажал на кнопку, как дверь отворилась. Он вошёл во дворик и огляделся, поставив сумку на каменную дорожку. Уютный дворик утопал в зелени, вдоль дорожки стояли круглые фонари на коротких металлических столбиках. Из дома вышел Герман. Незваный гость, не дожидаясь благодарностей и убедившись, что картины попадут в нужные руки, вышел на улицу, плотно затворив за собой тяжёлую дверь.
Полночи простоял Павел возле окна, из которого просматривался вход в отель. София не появилась. Вне себя от ярости, Павел так и не смог уснуть в эту ночь. Его воспалённый мозг рисовал картины одну чудовищнее другой: то он видел Германа с Софией в постели, словно немец и не думал расставаться с нею, скрыв от неё всё происшедшее; то мерещилось, что они пьют шампанское, празднуя обретение картин, и потешаются над ним, над его простотой и наивностью. И то, и другое было невыносимо для Павла. Ему уже было наплевать на конспирацию, он беспрерывно набирал номер телефона Софии, чтобы сказать всё, что думает о ней. Телефон был отключён.
С трудом дождавшись утра, он набрал номер Александра Сергеевича и услышал слегка встревоженный голос тестя:
— Это не похоже на Софию. Она обычно никогда не выключает телефон. Даже когда ей необходимо выспаться, ставит беззвучный режим. А со вчерашнего утра с нею нет связи. Может, она его потеряла? Но тогда бы с любого телефона сообщила нам об этом. Мы с матерью уже волнуемся.
— Я тоже. Сбросьте ей сообщение, что в отеле «Арабелла Шератон» её ждёт оплаченный номер. Когда появится связь, она получит сообщение и сама решит, нужен ей этот номер или ей в другом месте лучше.
Павел нажал на отбой, не попрощавшись. В третий раз он забыл про данное себе слово не пить и снова простил себя за слабость: ну, не таблетки же глотать, а выспаться надо. Он проспал весь день, а к вечеру снова был в окрестностях до боли знакомого дома. И на этот раз ждать пришлось недолго. «БМВ» Германа подъехал к дому, жалюзи медленно поползли вверх, впуская автомобиль внутрь. Машина въехала, и так же медленно жалюзи стали опускаться. Павел кинулся к сужающемуся пространству, одним рывком бросил своё натренированное тело в тонкую щель и оказался на частной территории своего врага. Жалюзи позади него опустились. Машина, тихо шурша колёсами по мелкому гравию, проехала вглубь двора и остановилась. Павел прижался к стволу ближайшего дерева и слился с ним, замерев.
Ему вдруг стало весело. Он опять почувствовал драйв, ощутил себя живым. Ему хотелось рассмеяться в голос и выйти навстречу Герману, и плевать, что не знает ни английского, ни немецкого. Он знает, что родился мужчиной, что в нём проснулся его дремлющий зверь, что пришёл момент дать ему волю. Сейчас он посмотрит в глаза своему врагу и… Павлу даже показалось, что взгляд его стал действительно звериным.