Довольно часто на стенах святилищ моделируют изображения женских грудей, в которых под глиняной обмазкой находятся черепа кабанов, ласок, грифов, лис. В святилище E.VI.10 на восточной стене пара грудей была вылеплена справа от бычьей головы так, что черепа грифов, служившие для них каркасом, выступали остриями клювов на месте сосцов. «Отношение сосущего молоко младенца к матери – характерный образ воссоединения, симбиоза, хотя их двое, они пребывают в единстве», – объясняет этот символ Дж. Кэмпбелл.[284]
Здесь груди, видимо, символизируют пищу мертвых, то молоко земли, которым умершие питаются в ожидании воскресения. Возможно, это и символ нашего мира, в котором вся пища суть «молоко земли». И потому вкушающие земную пищу идут со смертью в утробу земли, откуда уже «небесным быком», богоподобным существом восходят на небеса. Сцены родов бычьей или бараньей головы очень наглядно отображают это представление чаталхюйюкцев.Восточную стену многих святилищ Чатал Хюйюка «украшает» четырехугольная «красная ниша» – выкрашенный охрой, без каких-либо изображений прямоугольник. Только по сторонам его могут находиться бычьи или бараньи головы, женские груди. Дж. Мелларт полагает, что «красная ниша» – образ «того света», инобытия. Очень может быть, что мнение открывателя Чатал Хюйюка справедливо. Ведь охра издревле была символом крови жизни, победившей смерть. Восток – место появления солнца, разгоняющего тьму ночи, является вполне значимой символической ориентацией красной ниши в святилище. Это как бы «святая святых» – образ Неба и Бога. Бычьи и бараньи головы святилищ Чатал Хюйюка также часто окрашивались в красный цвет.
Очень распространено изображение на стенах святилищ человеческих ладоней. Иногда они буквально впечатаны в обмазку стен. Ладони могут создавать своеобразный орнамент пустого пространства стены, могут покрывать головы быков и баранов. Реже они встречаются и на барельефах женских фигур. Изображения человеческих ладоней, отпечатки их, как мы помним, довольно распространены и в пещерных святилищах верхнего палеолита. Неолит здесь также продолжает использовать традиционную религиозную символику, сложившуюся еще в палеолитические тысячелетия. Дж. Мелларт совершенно справедливо предположил, что эти изображения – знак преданности человека Богу, знак поклонения, связи поклоняющегося с объектом поклонения.
Орлы, покидающие умерших. Чатал Хюйюк
Букрании. Чатал Хюйюк
В святилищах VII.21 и VII.8 северные стены расписаны изображениями громадных грифов (до 1,8
Примечательно, что человеческие тела на этих фресках все безголовы. Таков, по всей видимости, и был погребальный обряд – головы после смерти отторгали от тел и хранили особо. При раскопках этот обычай – подчеркнуто благоговейного отношения к черепу – выявлен повсеместно в Чатал Хюйюке. «Общие могилы под полами домов часто вскрывались для новых погребений. Покой погребенных останков таким образом нарушался, чего нельзя сказать о черепах, которые в строгом порядке размещались в комнате. В глазницы вставляли раковины каури…».[285]
Открыто стоящие на платформах человеческие черепа были найдены и в святилище VII.21. Но голова, как мы помним, уже с раннего палеолита считалась священным вместилищем человеческой личности. И фрески с грифами как бы подчеркивают, что личность человека не пожирается, не объемлется землей и смертью. Тлену подвержено только тело – отсюда безголовость умерших. Личность же усопшего должна обожиться при воскресении, символическим отображением которого являются роды Матерью-Землей быкоголового существа.Следует иметь в виду, что изображения делались в святилищах Чатал Хюйюка не для декоративных целей, а исключительно для культовых. Они замазывались и затем воспроизводились вновь почти в неизменном виде. В некоторых святилищах число живописных слоев на стенах достигает ста. Видимо, сам процесс рисования был элементом религиозного действа и требовал повторений. В тех случаях, когда святилище переставало действовать, все изображения в нем тщательно уничтожались, барельефы сбивались, живопись замазывалась, статуи разрушались или уносились. Должно быть, жители города боялись осквернить священные изображения обыденной, «греховной жизнью», которую ведет человек изо дня в день. Только святилища, погибшие в пожарах, спасли для археологов целостность внутреннего убранства.