Доктор Гарин

– Ну, как же! – всплеснула она руками, вспомнив. – Вы же утопали только что, да и река ещё холодная! А я, глупыня, вас разговорами мучаю! Павлуша! Отведи доктора в опочивальню, ему теперь покой надобен!

– Да нет, что вы, Матрёна Саввишна, я не то чтоб прямо сейчас идти хочу, а вообще… как-то…

– Нет, нет, дорогой, и не спорьте! Сейчас же и ступайте спать. А завтра погулять поедем, я вам угодья свои покажу.

Гарин хотел было возразить, но почувствовал, что готов заснуть и за столом. Он встал, поклонился и нетвёрдой походкой направился к громадной, услужливо распахнутой двери.

“Что-то развезло…”

На лестнице он оступился, Павлуша подхватил его под руку и помог дойти до спальни. В спальне Гарин сел на кровать, Павлуша стянул с него сапоги, стал расстёгивать ему ремешок, но Гарин отстранил его:

– Спасибо, братец. Ступай.

Павлуша поклонился и вышел. Гарин расстегнул ремешок, бросил на пол, стал расстёгивать ворот рубахи, но сил и на это не осталось. Он пополз по кровати, обнял подушку и вмиг заснул крепким, глубоким сном.

Гарин проснулся от запаха кофе.

“Маша уже заказала…”

Не открывая глаз, перевернулся на спину, с наслаждением потянулся и громко, со стоном зевнул.

“И завтрак в номер… чудесно… Яблочного сочку сейчас неплохо бы …”

Гарин открыл глаза. И вместо Маши и их белого номера в “Белой улитке” увидел обшитую пожелтевшим деревом спальню с купеческой мебелью, убогими занавесками и Павлушку, принёсшего кофе, калач, масло и мёд.

– С добрым утречком, господин доктор! – произнёс Павлушка и вышел.

Гарин закрыл глаза и откинулся на подушку, словно желая навсегда похерить этот чёртов сон и проснуться по-настоящему.

– Но это не сон, – произнёс он и снова открыл глаза.

Надел пенсне, взял чашку кофе, отпил. Кофе у Матрёшки оказался вполне. Выпив полчашки, Гарин заметил, что спал одетым.

“Так устал…” – вспомнил он.

Он сел, пустив ноги с кровати. Пошевелил титановыми пальцами. Встал, подошёл к окошку, отдёрнул аляповатую занавеску. Перед ним простиралась залитая солнцем Обь. Ширина её потрясла Гарина.

“И я её переплыл?!”

Он распахнул окно. Свежий речной воздух хлынул в спальню. И сразу захотелось курить. Он осмотрелся, стал выдвигать ящики приземистого комода. Внутри лежало постельное бельё. Распахнул платяной шкаф. И обомлел: в шкафу висел его зелёный махровый халат, оставленный на берегу.

“Нашли?! Невероятно!”

Он полез в карманы халата: пистолет, зажигалка, нож, воронья книга… сигары! Всё на месте. Даже ножик для сигар. Он тут же обрезал сигару и закурил. Чего-то всё-таки не хватало. Обоймы! Её не было. Он взял пистолет. И увидел, что и тот без обоймы.

“Вот как! Это не мог вытащить кто-то. Они вынули. Почему? Безопасность? Не очень гостеприимно… Но как, как они нашли?!”

– А что удивительного? – спросил он вслух. – Лежал на бережку. Дожидался.

“Хоть какое-то имущество…”

Усмехнувшись, Гарин снова подошёл к окну. Погода радовала – опять солнце и голубое небо.

“Матрёшка обещала прогулку. Неплохо было бы”.

И вдруг вспомнил их утренние, после завтрака, прогулки с Машей по Барнаулу. И её тонкую руку на сгибе его локтя, и решительные остроносые туфельки, и бордовые розы на чёрной шляпе, и презрительные губы, всегда тёплые, хоть и нервные, всегда отзывчивые и всё так прекрасно понимающие, эти губы, которые так опьяняюще умели целовать…

Гарин застонал и стукнул кулаком в подоконник до боли в костяшках.

– Её вынесло, вынесло, вынесло! – как заклинание повторил он.

На прогулку выехали в полдень, после долгого завтрака с самоваром, блинами, оладьями, творогом, жирной сметаной, тягучими вареньями и тягучим рассказом Егорушки про долгие поиски и чудесное нахождение халата доктора:

– Уж луна выкатила, светит, а мы по берегу с фонарями-то и туда, и сюда, и к воде, и к лесу, шаримся, ходим-походим, а тут Захарка возьми да и споткнись о кочку, и чертыхнулся, что, говорит, за кочка такая, вроде мягкая, словно навоз лошадиный, да на цвет зелёная, стало быть, и не навоз, и не воняет совсем, стало быть, что-то другое, а как глянули, так то не кочка оказалась, а ваш, доктор, халатец.

После чего Егорушка был с благодарностью выставлен и Матрёна Саввишна так же тягуче и обстоятельно рассказала Гарину о своих владениях, куда решено было отправиться на прогулку.

Поехали на шести обычных лошадях и на роскошном белом битюге-гиганте, ростом со слона, везущем помещицу. Матрёна Саввишна сидела на нём верхом, по-мужски; на ней и одежда была мужская – белая косоворотка, серая жилетка с серебряными пуговицами, серые галифе и высокие лакированные сапоги со шпорами для верховой езды. Полные руки стягивали серые краги, вместо стека она держала дубовую ветвь с листьями, которой иногда шлёпала битюга по крупу.

Для Гарина, увы, другой верхней одежды, кроме старой плюшевой жилетки, не нашлось, он ехал верхом на каурой кобыле в тех же косоворотке, штанах и сапогах. Зато Володька хорошо выбрил ему голову, а потом смазал овечьим маслом, что как-то успокоило и приободрило Платона Ильича.

“Спешить пока некуда, до Хабаровска отсюда долетишь разве что с почтовым голубем…”