Доктор Гарин

Гарин влез на него и лёг с края. Епишка взял огромный веник, обмакнул в шайку, тряхнул им над каменкой. Булыжники зашипели. Епишка умело потряс распаренным веником сперва над ногами Гарина, а потом над ягодицами, спиной и головой. Веник вернулся к ногам, пошебуршил по ним, отпрянул и стал хлестать. Епишка знал своё дело. Мягкие удары берёзовых горячих листьев медленной лавиной двинулись от ног к спине.

“Как это вовремя… после всего… и как хорошо…”

Гарин закрыл глаза и отдался венику. Удары текли мягко, сочно, накатывали морским прибоем от ног к спине и возвращались к пяткам, с оттяжкой проходясь по ним.

“Баня и сон… сон и баня… позволяют забыть о сумасшедшем мире… о сумасшедшем мире… где не всегда дважды два четыре… только они… нет… ещё близость с любимым человеком… Маша… ммм… где ты…”

Гарин застонал.

“Она не могла погибнуть… не потому что не могла по определению… а потому что… потому что просто не могла… ну вот не могла, и всё… просто не могла… а почему не могла… потому что я люблю её… потому что она не одна… она не одна в этом мире… поэтому и не могла… это просто… если человек один… он готов к катапульте в другой мир… а если он не один… он ещё не готов… тот, кто один, готов… а тот, кто не один, не готов… это сильнее слов… это высший покров… и это аксиома… потому что здесь мы все здесь дома…”

Удары веника стали крепнуть и сотрясать тело доктора всё сильнее. Это уже был не морской прибой, а грозный натиск океанских волн. Они обрушивались на тело Гарина всё яростней. Он вцепился в полок руками.

– Полегче, Епишка! – раздался знакомый голос.

Гарин открыл глаза. Голая Матрёшка стояла в парной. В клубах пара, с распущенными волосами она была прекрасна и величественна.

“Могучая красота…”

Гарин словно впервые увидел эту женщину. Епишка стал бить реже и деликатней. Гарин поднял голову, не в силах оторваться от Матрёшки. Без пенсне её колоссальная фигура была слегка размыта, и это делало её ещё величественней.

– Я… я занял ваше место, – пробормотал доктор.

– Лежите, не беспокойтесь! – Она присела на скамью. – Я выпарюсь после вас.

Слегка разведя колени, она откинула волосы назад, встряхнув роскошной грудью. Доктор почувствовал толчок в солнечное сплетение, и знакомая волна иголок ожила за ушами, двинулась вниз, к лопаткам. Веник Епишки затихал. Гарин поднял руку:

– Довольно!

Епишка перестал хлестать. Гарин лежал, не в силах оторвать взгляда от огромной женщины, красивой своей огромной красотою.

“А она хороша…”

– Нравится вам лошадка моя? – спросила она, покачивая коленями.

– Необычный полок, прямо скажем… – пробормотал он.

– Когда маленькой была, я сперва париться не любила, так тятя мне такой полочек сделал, чтоб я парилась. Вот, говорит, это полочек для Матрёши.

– Для Матрёши?

– Да. Меня родители Матрёшей звали.

“Матрёша. Это лучше, чем Матрёшка…”

– Я, бывало, лягу на полок, лошадку деревянную обойму и попку под веничек подставлю. И париться полюбила!

“Матрёша…”

От веника и пара в голове доктора загудело, надо было слезать с полка. Он слез, встал и почувствовал, что у него эрекция.

“Чёрт…”

Отворачиваться было глупо. Он почувствовал, что и банщики, и она заметили это.

– Вас таперича помыть? – раздался игривый голос Епишки.

– Нет… – Доктор пошёл к огромным шайкам. – Окати меня просто.

– Ледяной?

– Да…

Он поискал, куда бы присесть. Но вокруг всё было большое, громоздкое.

– Становитесь, доктор! – зачерпнув здоровенным ковшом воды из шайки, Епишка влез на лавку.

– Я лучше присяду… – Доктор опустился на пол.

– Как хотите! – усмехнулся Епишка.

“Идиот… и я идиот…”

Поток холодной воды обрушился сверху.

– Мои ребята парят крепко, – раздался голос Матрёши. – Охолоните, доктор, малёк в купальне.

“Здесь же купальня! А чего ж я… идиот…”

Доктор встал, оглядываясь:

– Куда? Где?

– Вон там! – протянулась в пару огромная, красивая белая рука.

Повинуясь её указанию, Гарин двинулся вправо и по ступеням стал входить в реку.

“Слава богу…”

Купальня была огорожена и обтянута мутной живородящей плёнкой. Гарин поплыл. Но эрекция не оставила его даже в купальне.

– Что ж ты, хулиган, со мною делаешь… – Он дал щелчок своему члену. – Нашёл время и место.

Он поплавал в холодной воде, приходя в себя и успокаиваясь.

“Да, красива. Действительно красива, ничего не скажешь… раньше как-то и не заметил… Матрёша…”

– Даже очень красива.

Наплававшись, вернулся в парную. Там кипела горячая работа: все шесть банщиков охаживали вениками свою барыню. Она лежала на животе, обняв лошадиную голову. Её громадное белое тело как будто было безучастно – не вздрагивало, не двигалось, да и она не издавала никаких привычно банных звуков, словно заснула в облаке пара. Её обширная спина плавной волной шла вниз, в талию, и воздымалась величественными, совершенными по форме ягодицами. Веники сильно, с оттяжкой били по ним, но ягодицы даже не вздрагивали, словно изваянные из мрамора; ни веники, ни кряканье банщиков, ни сочные звуки ударов – ничего не могло поколебать их спокойствие, нарушить их самодостаточную красоту.

Доктор снова почувствовал удары сердца в солнечном сплетении.

“Нет! Ни в коем случае! Лежать!!”