Доктор Гарин

Он сильно шлёпнул себя по животу.

Тело барыни ожило, задвигалось. Она со стоном слезла с полка, прошла мимо присевшего доктора, обдав его горячей волной, и с шумом, с хохотом обрушилась в купальню.

– Доктор, прошу! – Епишка указал веником на полок.

– Нет, довольно.

Гарин быстро вышел из парной в просторный предбанник. Здесь было прохладно и пахло мочалом, травами и чаем. Он взял чистую простынь, завернулся в неё и, подпрыгнув, сел на огромную лавку за огромный стол с огромными самоваром, чайником, чашами с вареньем и мёдом. Заметил, что для него стоит чашка нормального размера. Гарин взял её, потянулся к чайнику, но передумал. Этот огромный красный чайник словно остановил его.

“Она сейчас придёт сюда… нет, нет, не надо. Хватит банных радостей…”

Спрыгнув с лавки, он быстро оделся в чистую одежду и пошёл к себе.

В спальне его ждал сюрприз: на комоде лежал мешочек тёмно-синего бархата, завязанный шёлковым шнуром. Гарин развязал шнур, заглянул в мешок. Внутри блестела гигантская жемчужина.

– Нет… – Он покачал головой.

Достал жемчужину. Вид её завораживал. Гарин взвесил её на руке.

“Как бильярдный шар, нет, меньше… фантастика…но мне? Врачу? Как плата, что ли?”

– Не хочет себе оставлять? – произнёс он и поскрёб ногтем мягкую после бани щёку.

“Это можно понять… Жемчужина будет напоминать о потерянном прошлом… Ладно… её решение…”

Он убрал жемчужину в мешочек, завязал его. Глянул в зеркало на себя.

“Что-то мне не хочется идти на ужин…”

– Идиотизм! – фыркнул он и рассмеялся. – Доктор, вы сели в лужу.

“Я действительно сидел в луже, когда Епишка меня окатывал… с торчащим фаллосом…”

– Хотя – ну и что? Ну, встал на бабу, с кем не бывает. Физиология, дамы и господа! Маша бы меня поняла.

Он закурил сигару, распахнул окно и сел в кресло-качалку. Майское солнце уже заходило, заливая серое пространство реки мягкими косыми лучами. Где-то прогудел пароход. Войны не было слышно.

“А если поплыть на пароходе? До Новосибирска? Там войны не будет. Доплыть, сесть на самолёт и полететь в Хабаровск. Денег нет. Продать эти цацки президента? Там золотые вставки. На билет хватит. Можно и жемчужину продать вообще-то…”

– Жалко!

Он выпустил кольцо дыма. И ещё одно. И ещё.

“Видел кофр с золотом. Держал в руке слиток. И выбросил”.

– Идиот!

В дверь постучали.

– Войдите! – Гарин закачался в кресле.

Вошёл толстомордый, остроносый, похожий на ежа Порфишка:

– Господин доктор, барыня просят вас отужинать с ними.

Гарин устало оттопырил губы:

– Голубчик, у меня после баньки что-то голова разболелась, я сегодня у себя посижу. Поблагодари барыню, извинись, а мне пришли рюмку водки, закусочки и стакан некрепкого чаю.

Павлушка с поклоном вышел.

Вскоре Гарину принесли всё, что он заказал, и сверх того варенья, пирожков и блинов. Он выпил водки, с аппетитом закусил, выпил чаю и рано лёг спать. Ему приснился сон.

В дверь слабо, робко стучат, он просыпается, недовольно кричит: “Войдите!”, но никто не входит, а снова тихо стучат. Чертыхаясь, он идёт к двери, открывает её сам и видит в тёмном коридоре маленького, с ежа размером Порфишку. Тот держит обеими руками большую свечку.

– Барыня очень ждут вас на ужин, доктор! – пищит Порфишка.

Гарин нехотя идёт за ним по тёмным коридорам, освещаемым только свечой Порфишки, коридоры сужаются, сужаются так, что доктору приходится идти на четвереньках, а потом и ползти за крошечным Порфишкой, протискиваясь сквозь уменьшающиеся стены. Наконец впереди сияет свет, и доктор из узкого коридора вваливается в огромное пространство. Это столовая Матрёши, где он уже бывал, но она совсем в другом стиле, не в аляповатом купеческом, а в роскошном, мраморно-ампирном. Белые и розовые мраморные колонны воздымаются к светлому, расписанному мифологическими сюжетами потолку, сияют хрустальные люстры, огромный стол сервирован серебром, хрусталём и фарфором, за ним восседает Матрёша, да и вовсе это не Матрёша, а аристократическая великанша с Матрёшкиным лицом, в вечернем чёрном платье и чёрных длинных перчатках, с той самой сверхжемчужиной, висящей кулоном у неё на красивой шее.

– Bonsoir, monsieur le docteur![49] – произносит она протяжно и чуть жеманно, протягивая ему руку.

– Bonsoir, madame! – Он целует эту огромную длань в перчатке, пахнущую духами.

– Ждала я вас, ждала, да уж и проголодалась! – произносит она с интонацией Матрёшки и хохочет уж совсем по-простецки. – Эва! Да вы без порток! C'est charmant![50]