Доктор Гарин

Он вышагнул из проволоки и с сапогами в руках двинулся по узкому краю пристани к катеру. Но вдруг понял, что не умеет им управлять, и усмехнулся, слегка взмахнув сапогами, как обвисшими крыльями.

“Маша смогла бы…”

Оглянулся на терем. Под петухом торчал ракетомёт, Петруша спал.

Гарин подтянул лодку к пристани и не очень ловко спустился в неё. Прислушался. Тишина. И увидел, что толстая верёвка от лодки пристёгнута за кольцо к кнехту замком.

– Чёрт…

Он обречённо покачал головой, но вдруг вспомнил про нож президента. Сунул руку в карман, нашёл его, золотистый, перламутровый, с инициалами КМ, раскрыл и острым как бритва лезвием перерезал верёвочное кольцо. В лодке лежало длинное весло без уключины. Он оттолкнулся веслом от пристани.

Лодка отчалила. Стоя в ней, Гарин сделал веслом несколько гребков, направляя её по течению. С лодками он умел управляться. Постепенно течение подхватило её. Выровняв лодку, Гарин оглянулся на терем Матрёшки. Спасительно возникнув пару дней назад в жизни Гарина, словно призрак, он призраком ночным теперь уплывал от него. Мутная луна слегка серебрила кончик торчащего из окошка ракетомёта. Деревянный петух на башенке, раскинув крылья и открыв клюв, немо оберегал спящий терем.

– Пилигримы – не херувимы, – произнёс Гарин, отвернулся и глянул вперёд по течению.

Нижний край луны показался из-за неплотных облаков и сверкнул, заставив доктора вспомнить нож президента.

“Острое… спасает. Иногда…”

Часть пятая Глаз в небо

Первый луч солнца сверкнул в пенсне Платона Ильича и лёг на свинцовое зеркало реки, разливая по ней едва различимую бронзовую зелень.

Гарин оглянулся. Краешек встающего солнца приятно ослепил его. Расступившиеся на востоке облака были красиво подсвечены.

– С добрым утром! – громко произнёс доктор и улыбнулся.

Его узкий чёлн плыл по середине спокойной, широкой Оби. Доктор слегка подправлял длинным веслом, выравнивая чёлн. Но в этом не было большой необходимости – сильное, ровное течение плавно несло лодку. Ветер не беспокоил. Над рекой стоял предрассветный холодок, хорошо знакомый рыбакам. Но доктору холодно не было: большую часть ночи он простоял в лодке, правя, и лишь на рассвете позволил себе присесть. Зелёный махровый халат, надетый на рубашку, и постоянные плавные движения рук, занятых веслом, всю эту ночь достаточно согревали Гарина.

С рассветом берега развиднелись. На них различались деревья и редкие деревенские дома. Но доктор не спешил причаливать, решив добраться по реке если не до самого Новосибирска, то хотя бы до Камня-на-Оби, небольшого городка, о котором он вспомнил уже в лодке. Городок стоял на водохранилище, тянущемся до самого Новосибирска. Гарин решил доплыть до него, там сесть на пароход и добраться до Новосибирска, купить билет на самолёт и улететь в Хабаровск.

– Вода – не суша, рот не сушит, – повторял он только что придуманную поговорку, ворочая веслом.

Он уже трижды пил из Оби, из ночной и утренней, и вкус речной воды ему понравился. Во время плавания ему встретились три корабля – один сухогруз и два военных. Сухогруз сонно проплыл навстречу, военные пронеслись мимо. Ему показалось, что никто из них его не заметил. Он пытался вспомнить, сколько вёрст по реке от Барнаула до Камня-на-Оби, но так и не вспомнил.

“Сто? Двести? Триста?”

Привычного клиновидного FF40 в карманах не было, никто не мог подсказать.

“Если я плыву со скоростью пятнадцать вёрст в час, то за десять часов сделаю сто пятьдесят вёрст. Это превосходно! Но плыву ли я так быстро? Может, всего пять вёрст в час? Трудно определить…”

И скорость течения тоже не мог подсказать смартик. Поэтому Гарин решил плыть по середине, где скорость потока сильней, чем у берегов.

“На реке можно и не спешить. Вынесет”.

Он успокоился и отдался великой стихии.

Солнце вставало. Гладь речная забронзовела сильнее. По берегам в лёгком тумане возникли и закричали редкие чайки.

Чёлн, уведённый Гариным с пристани, был добротным, свежевыкрашенным в серо-синий цвет. Он легко скользил по воде, да и она, плавная, широкая и глубокая, несла его легко.

Чтобы не вспоминать чудовищную ночь с Матрёшкой, Гарин думал о будущем.

“Проплыву несколько суток, ничего страшного. Буду причаливать, обменяю нож президентский на еду. Он же красивый, с золотом и перламутром. Или даже – пистолет! Хотя оружие лучше поберечь. Эва! Так в нём же нет патронов, глупый доктор! Чего беречь? Попугать только? А разбойники могут, могут быть…”

– Бриганды, – произнёс он и, вспомнив графа Сугробова, улыбнулся.