Доктор Гарин

“Кровь белой вороны? Я же недавно вытирал её”.

Он порылся по карманам и достал платок с бабочками, весь ещё влажный от крови Цбюхрр.

– Она и есть белая ворона. Настоящая!

Он поднёс окровавленный платок к носу, понюхал. Пахло кровью.

– Вот. И это есть! Ну что, доктор, попросим волшебную птицу?

Он хотел расхохотаться, но сил на это уже не осталось, и он закашлялся. Невыпущенный смех заставил его подняться с земли.

– Давай, давай, давай! Проси, доктор, проси!

Отшвырнув листок и держа в руках жемчужину и платок, он огляделся, увидел рядом небольшую поляну, припорошенную снегом. Двинулся туда из последних сил и, посмеиваясь, протоптал на ней окружность. Протоптал и треугольник внутри, бормоча: “Проси, доктор, проси”. Положил в один угол треугольника жемчужину, в другой – окровавленный платок, а к третьему подошёл и рухнул, сел, поджимая ноги по-восточному, хватая себя за титановые берцовые кости:

– Voil à!

Посидел, оглядываясь.

– Ворон! Ну и где ты?

Ворона нигде не было. Только голые деревья вокруг.

Приступ бессильного смеха снизошёл на Гарина, и он смеялся, смеялся, мотая тяжёлой, промёрзлой головой и тряся заиндевевшей бородой.

– Нет тебя, птица вещая, – произнёс он, отсмеявшись, и хотел было встать, но не встал.

Он вдруг вспомнил, что забыл что-то исполнить для этого ритуала. Что-то всё-таки не сделал. Сокровище, кровь вороны, это всё есть. Но что-то он не сделал. На рисунке том человек сидел, поджав ноги так же, как и Гарин. Но что-то ещё было в том человеке. В его лице.

– Он глаза закрыл! – вспомнил Гарин. – Всего-то! Voilà!

Смеясь, он закрыл глаза. И тут же открыл их.

В центре круга сидел белый ворон.

Гарин застыл, онемев.

Ворон сидел в центре круга.

Живой.

Настоящий.

Белый.

Невероятно красивый. Больше обычного ворона. Раза в два. Очень большой белый ворон. Его белизна была другого оттенка, чем снег, с еле заметным голубоватым отливом. Розовый глаз с чёрным значком не мигая глядел на Гарина. Мощный белый клюв был слегка загнут на конце.

Гарин почувствовал, что не может вдохнуть.

В ушах у него запели стальные цикады. Весь окружающий мир, серое небо, деревца, снег с пожухшей травой – всё стянулось, потускнело, выгибаясь вокруг белого ворона. Всё стало размытым, а он, словно под лупой, сидел в центре мира – весь, целиком, до последнего пёрышка. Не блистая светом, ворон был столь ярок и подробен, что у Гарина заломило глаза и он зажмурился.

Снова открыл их.

Ворон сидел неподвижно. И моргнул. И пошёл по кругу, передвигая когтистые белые лапы. И одна лапа у него была меньше другой, как в книге! Он подошёл к окровавленному платку, клюнул его, выпрямился и щёлкнул клювом. Прижал платок к земле меньшей лапой. Быстрым ударом клюва вырвал из платка кусок окровавленной материи.

И проглотил.

Постояв над платком, моргнул.

Пошёл к жемчужине. Повернув голову набок, глянул на супержемчужину. И сразу быстро схватил её, зажал в клюве. И пошёл с ней к Гарину. Остановился в шаге от него. Скосил голову, уставившись розовочёрным глазом на Гарина. Моргнул и замер.

Ворон был великолепен. Гарин мог различить мельчайшие пёрышки на голове птицы, матовый блеск белого клюва, сжимающего жемчужину, голубовато-чёрные щели ноздрей на этом клюве.

Ворон смотрел на Гарина. Он ждал чего-то от него.

Гарин снова зажмурился, открыл глаза и осторожно втянул в себя воздух.

Белый ворон смотрел ему в глаза.

В голове у доктора не было ни одной мысли. Он всё забыл – кто он и откуда. Мучительно стал вспоминать. Это было так трудно! Словно собирать, склеивать развалившиеся шестерёнки привычного, десятилетиями отлаженного механизма. Невероятным усилием он собрал эти шестерёнки. И понял, что ворон ждёт от него просьбы. Просьбы! Он должен о чём-то попросить эту фантастическую птицу.

“Я куда-то шёл… я что-то хотел… что, что мне надо?!”

Мысли задвигались тяжело, каменно.

“Куда я шёл? Что мне надо? Я шёл к людям? Куда?!”

В голове звенела пустота.

Ворон ждал.

Его глаз сверлил доктора.

И уставившись в этот яркий чёрный зрачок, Гарин вспомнил.

Разлепив губы, он произнёс:

– Мне… нужно в Хабаровск.

Ворон напружинил лапы, развёл мощные белые крылья, взмахнул ими и взлетел, подняв снежную пыль. Попав доктору на лицо, эта пыль привела его в чувство.

Ворон пролетел над макушками деревьев и сел на снег в отдалении. Гарин понял, что должен идти за ним. Он встал и пошёл.

Едва он приблизился к ворону, как тот снова взлетел и опустился подальше, в том же направлении. Гарин подошёл к нему. Ворон снова взлетел. И снова опустился на снег.

Гарин шёл за вороном. Ворон поднимался, взлетал и опускался на снег. И снова взлетал, подождав Гарина.

Гарин шёл. Это было так просто, что у Гарина внутри не было ни слов, ни мыслей. Он просто шёл за вороном, шёл и шёл. Лес расступался, редел и сгущался снова. Гарин шагал и шагал по лесу. Не было ни холода, ни усталости. Он смотрел на большую белую птицу с супержемчужиной в клюве. Она летела и садилась, поднималась, снова летела, снова садилась, ведя за собой Гарина.