Доктор Гарин

Гарин встал. Маша поцеловала Штерна. Пак склонилась над ним, чтобы сделать то же, но вдруг выпрямилась, повернулась к Гарину и Маше:

– Знаете что? Я, пожалуй, останусь с доктором Штерном. Мне тоже некуда спешить.

– А Лондон? – спросил Гарин.

– Лондон… – Пак упёрлась руками в узкие бёдра. – Что Лондон? Лондон… это Лондон. Подождёт.

Гарин понимающе тряхнул бородой.

– Доктор Пак, мне, право, неловко, что вы… – начал Штерн, топыря губу, но Пак уже обнималась с Гариным и Машей.

В Барнаул отправились после второго завтрака, который для бути, Анания и Салтанат стал первым. Накормленные зерном и нагруженные водой и едой, пять маяковских единовременно встали с колен, поднимая корзины с путешественниками. Оба графа, родственники и челядь провожали их. Полная родственница помахала платочком. Графини Анны Леонидовны среди провожающих не было.

Часть третья Барнаул

Что может быть радостней и прекрасней барнаульского бульвара Восставших Палачей в тёплый и солнечный воскресный день в середине мая? Нет, не было и, похоже, не будет улицы красивей в этом городе! Широкий, тонущий в свежей зелени недавно распустившихся лип, тянущийся одной стороной вдоль могучей и плавной Оби, другою – мимо ресторанов, кафе, арт-салонов, борделей и модных магазинов, бульвар гостеприимно распахнут для пешеходов, экипажей и машин, раскрыт на любимой, залитой майским солнцем странице, словно редкая, хорошо написанная и со вкусом изданная книга, которую так хочется взять в руки и почитать в этот тёплый и благодатный день.

Доктор Гарин с Машей под руку фланировали по бульвару. На Платоне Ильиче была новая тройка цвета печёного яблока, оранжево-синий галстук и светло-серая шляпа; тонкую фигуру Маши облегало длинное пепельно-синее платье и коротенький, узкий фиолетовый жакет. На голове её колыхалась дивная широкополая шляпа цвета индиго с тремя бархатными бордовыми розами на полях. Гарин шагал, изредка опираясь на лакированную трость с тяжёлым серебряным набалдашником.

Уже двенадцать дней им было хорошо и спокойно в этом городе. Владелец санатория “Алтайские кедры” Ван Хонг оказался достойным человеком, выплатил беженцам от ядерного взрыва не только зарплату за три месяца, но и помог с дешёвым и хорошим отелем. Он же пристроил бути в домик паломников при буддистском монастыре. И Гарин, и Маша, и бути ждали одного: начала воздушного сообщения, прерванного из-за войны, развязанной Казахстаном против Алтайской Республики. Штерн и Пак пока в Барнауле не объявлялись. Сводки с фронта приходили обнадёживающие – сдвинутая на тридцать восемь километров граница устраивала казахов, идти дальше на Барнаул они не хотели и были уже готовы подписать мир. У АР выбора не было. Шёл торг воюющих сторон из-за новой границы и пленных, день ото дня ждали мирного договора и открытия воздушного пространства. Тысячи людей сидели на чемоданах.

Вопрос куда лететь решился быстро, вариантов было всего два – Екатеринбург или Хабаровск. В Екатеринбурге, где говорили по-русски и по-китайски, Гарина ждали в реабилитационной клинике профессора Горохова, в Хабаровске, говорящем по-русски и по-японски, Платона Ильича хорошо знал главврач нового огромного госпиталя, русский японец Борис Хироширович Мотидзуки, для японских коллег и больных – Мотидзуки-сан. “Отделение психиатрии – всегда ваше, доктор, если вы вознамеритесь”, – писал он Гарину и говорил на виртуальных конференциях. В послевоенной психиатрической среде доктора Гарина знали, его гипермодернистские методы ценили, его приглашали не только на конференции, но и на должности. Три года назад он выбрал санаторий “Алтайские кедры”. Теперь – реабилитационный госпиталь в Хабаровске. И отписал Мотидзуки-сану. Тот ответил радостно: “Ждём-с!”

На вопрос Маши, почему Хабаровск, Гарин резюмировал просто: там больше интеллигенции, космофлот и здоровая японская еда. Жирную китайскую пищу он не жаловал. Про космофлот богатых дальневосточных знали все сибиряки. ДВР закупила у американцев четыре пассажирские ракеты. Перелёт Хабаровск – Нью-Йорк за тридцать восемь минут впечатлял Гарина.

– Полечу на всемирный форум психиатров, расскажу американцам про blackjack-терапию, – говорил он, самодовольно оглаживая бороду.

Маше было всё равно, куда направиться, лишь бы с Гариным. Да и брат, похоже, всё ещё жил в Хабаровске.

Их гостиница “Белая улитка” находилась в двух шагах от главной улицы города. В полдень Гарин и Маша совершали променад по бульвару Восставших Палачей, заглядывая в магазины и картинные галереи. Выпив по бокалу алтайского яблочного шампанского у фонтана Памяти на площади Восстания, они обедали в ресторане Ded Medved, где с лёгкой, влиятельной и доброй руки всё того же Ван Хонга у них была двадцатипроцентная скидка.