В это время сзади послышался нарастающий вой, на ночном небе сверкнуло. Гарин поднял голову. Пара десятков светящихся снарядов установки залпового огня с угрожающим воем пересекли темноту неба и обрушились на спальный район. Взрывы накрыли дома, ударная волна долетела, качнула Гарина, он пошатнулся, сел на обломки. Свет в домах погас, облако дыма накрыло их. И сразу же новые снаряды полетели уже непрерывным огненным, воющим потоком дальше по району, в сторону Барнаула, и стали ложиться и рваться, ложиться и рваться. Взрывы слились в один, загрохотало, закачало гору, захрустели, задвигались, оседая, обломки. Часть снарядов стала рваться неподалёку, взрывы росли один за другим, двинулись на Гарина живым столбом смерти. Он вскочил и побежал от этого столба в сторону леса.
Небесный вой и земные взрывы слились воедино.
Уши заложило.
Гарин бежал по серебристой, облитой луною траве. Достигнув леса, схватился за сосновый ствол, обернулся. Столб клубящейся, яростно рвущей воздух смерти дошёл до рухнувшей головы Акваосьминога. И её накрыло дымным облаком.
Гарин открыл рот, собираясь просить, требовать, умолять, угрожать. Но большие жабьи губы его искривились, и он бессильно заплакал, глядя на растущее облако дыма на месте бывшего водного рая. Огненные снаряды неслись по небу и ложились на землю всё дальше, в сторону центра города.
Рыдания сотрясали большое тело Гарина. Обняв шершавый ствол сосны, он рыдал, прижавшись к нему щекой, рыдал, как давно уже не рыдал – по-мальчишески, трясясь, пуская слюни и топая титановой ногой.
Нарыдавшись до изнеможения, он вытер слёзы мокрым махровым рукавом, снова нашарил цепочку, подтянул пенсне, надел.
И двинулся вглубь ночного леса.
Часть четвёртая
Матрёшка
Гарин замёрз и проснулся.
Он лежал на куче из прошлогодних дубовых листьев, которые ночью сгрёб и навалил себе в качестве постели. Он протёр глаза, протёр и надел пенсне.
Было раннее утро. Над ним сплетались ветви двух больших старых дубов, растущих метрах в пяти друг от друга. Гарин никогда не видел, чтобы дубы стояли так близко и так переплетались ветвями. Ночью он решил заночевать здесь, потому что устал идти по ночному лесу и потому что под ногами оказалось много листьев.
– Дубы… – пробормотал он и сел на своей шуршащей постели.
В переплетении ветвей было что-то угрожающее. Солнце вставало. И его слабый отсвет на грозных дубовых ветвях заставил Гарина вспомнить:
Аквамир.
Купол.
Взрыв.
И вслед за ними всплыли в памяти ночные залпы, кислый дым разорвавшихся снарядов, обрушение, скользкий жёлоб и бегство, бегство через ночной лес. Бегство от войны. И всплыла последняя Машина улыбка за ещё целым столом.
– Маша… Машенька… – застонал он хриплым, севшим за ночь голосом.
Он сидел, качая головой и стоная.
– Плывём! Вынесет! – были её последние слова. И Гарина вынесло. А её не вынесло. Или вынесло?
Рядом недовольно запищала какая-то птица. Гарин вздохнул и тяжело встал. Он стал махать руками, чтобы согреться. На нём был всё тот же зелёный махровый халат, который за ночь полностью высох. Но от халата всё ещё пахло бассейном. Через минуту Гарин согрелся. Подошёл к дубу, положил свою руку на его кору. По коре полз крылатый муравей.
– Блядство… – произнёс Гарин и сокрушённо покачал головой. – Бесконечное блядство…
Откинув полу халата, он помочился на ствол дуба и обрызгал мочой свои титановые ноги. Вышел из-под дубовой сени, огляделся недовольно. Вокруг был смешанный лес.
– И куда теперь? – спросил Гарин у леса.
Ночью он просто бежал от войны. От взрывов и грохота.
– Плывём, вынесет… – снова повторил он.
И двинулся бесцельно по лесу. Его титановые ступни зашуршали по траве. Но не прошёл он и трети версты, как с той стороны, откуда он бежал, раздался всё тот же вой снарядов и затем грохот.
– Война – не мать родна… – пробормотал Гарин и скорректировал своё движение.
Вой и грохот остались у него ровно за спиной. Он глянул на поблёскивающее меж стволов солнце, сориентировался и понял, что идёт точно на запад. Ускорил шаг. Сунул руку в карман халата за мобильником и рассмеялся, плюнул и сильно хлопнул в тяжёлые ладони, разбудив утреннее лесное эхо.
Птицы, ожившие на рассвете, приветствовали солнце весенними трелями.
Гарин шёл широкими шагами. Смешанный лес не был густым, сосны, ели, берёзы и редкие дубы проплывали мимо.
“Там были другие рукава, она прыгнула в один из них, он был рядом с моим, совсем рядом, а может, и в мой прыгнула и поплыла, и вынесло её в другую сторону, её вынесло, вынесло непременно…”
Он вздохнул глубоко.
“Вынесло!”