Доктор Гарин

Вертолёт рвал лопастями воздух наверху, Гарин почувствовал ветер даже в своём еловом укрывище. Он глянул сквозь хвою. Вертолёт не захотел садиться среди лесных обломков, завис прямо над распоротым фюзеляжем. На тросах лихо съехали трое в чёрном, с автоматами. По знаку на борту зелёного вертолёта Гарин понял, что это казахи.

“Вот вам, алтайцы, и перемирие…”

Трое чёрных действовали целенаправленно: обвязали тросом кофр со слитками, вертолёт спустил крюк. Зацепили. Потянули вверх. Один из них поднял брошенный Гариным слиток. Чёрные схватились за тросы, их моментально подняли на борт.

Вертолёт улетел с кофром на крюке.

Подождав, Гарин вылез из колючей макушки. Глянул на свою руку, сжимающую коробку Cohiba Robustos. И понял, что забыл что-то важное в самолёте.

Он побрёл к самолёту. Налетел клуб гадкого чёрного дыма от хвоста. Гарин отвернулся, зажмурился, зажал нос. Подождал, откашливаясь. Затем вошёл в развороченный салон.

“Вечное возвращение, прошу прощения…”

Он вынул из кейса зажигалку и нож для сигар. И двинулся прочь, в лес, от кошмарного самолёта и всё продолжающейся канонады войны. Но курить захотелось тут же.

Он остановился возле комля сломанной, расщеплённой ударом самолёта осины, раскрыл коробку, вытащил сигары, рассовал по карманам, одну обрезал золотым сигарным ножом, сунул в рот и с наслаждением раскурил. Натощак, в этом утреннем лесу вкус кубинской сигары был великолепен. И вдруг вспомнил.

“Портсигар Маши!”

– Подарила мне… – пробормотал он.

Милый, аккуратный портсигар из кедрового дерева с мамонтом на крышке.

“Остался там. Мамонт. Всё под обломками…”

– Маша. – Он поднял голову, глянул в небо, но тут же опустил взгляд и с силой ударил кулаком по расщеплённой осине. – Нет! Нет! Нет! Не там! Здесь! Здесь! Только здесь!

Он выбросил руку в небо и, захватив воздуха, потянул к себе, забирая Машу назад, в этот мир:

– Сюда! Только сюда! Слышишь?!

Ударил лбом в пахнущий древесиной ствол. Раз. Другой. Третий.

Постоял, пыхтя сигарой, подтянул покрепче пояс потяжелевшего халата.

И зашагал было прочь, но тут же остановился как вкопанный.

Прямо перед ним в траве, в весенних лесных цветах лежала навзничь мёртвая стюардесса. На ней был костюм под цвет салона президентского джета, на груди золотилась эмблема Алтайских авиалиний. Руки в красных перчатках бессильно раскинулись в траве, красивое азиатское лицо смотрело в небо тёмными глазами, полуприкрытыми густыми чёрными ресницами, напомаженные губы вопросительно раскрылись. Коротенькая юбочка задралась. Стройная правая нога покоилась, вытянувшись, в траве, левая же, страшно неестественно запрокинутая наверх, сломанная в двух местах и вывернутая, лежала на левой руке стюардессы, касаясь виска девушки лакированным носком красной туфли, словно отдавая честь древнему казахскому демону смерти, погубившему этот самолёт и людей в нём. Под задранной юбкой виднелись красные трусики; сдвинувшись, они слегка обнажали гладкий безволосый лобок с нежной розоватой щелью.

– Смерть не Коломбина, – произнёс Гарин, вздохнул и, попыхивая сигарой, пошёл в лес.

Срезав молоденький ясень, он выстрогал себе из него посох острейшим ножом алтайского президента и прошёл с этим посохом по лесу вёрст пять. Устал и захотел есть.

Дорогу перегородила узкая речушка. Но она змеилась на запад, куда Гарин шёл, поэтому он двинулся вдоль её поросшего осокой берега. Не прошёл и полверсты, как в небольшом омуте возле упавшей в воду ели увидел тёмный профиль рыбы. Рыба стояла на месте в зеленоватой воде, в тени елового ствола.

“А почему бы и нет?”

Гарин достал пистолет. Обойма уже была в нём. Он оттянул затвор, осторожно подошёл поближе к рыбе, прицелился, держа блестящий золотыми накладками пистолет обеими руками, и нажал спуск.

Выстрел. Столбик подброшенной воды. Брызги на пенсне. Запах пороха. Звон в правом ухе.

Поверхность омута зарябила. Гарин стоял, держа пистолет.

Дёргающаяся рыба всплыла кверху зеленовато-белым брюхом.

– Удача рыбака! – воскликнул Гарин, убрал пистолет, ступил по колено в воду и посохом зацепил рыбу, подтянул, нагнулся, кряхтя, схватил.

Молодая щука, дрожа, прощалась с жизнью в его руках. Пуля разорвала ей спину.

– Хороший стрелок – не творог! – победоносно выкрикнул он, потряс добычей и громко расхохотался.

Гарин совсем не умел готовить рыбу, тем более на костре, но видел и помнил, как мальчишки жарили её на прутьях. Он собрал сухих веток, разжёг костёр, просунул конец посоха щуке в рот и держал её над пламенем, поворачивая, пока она не зашипела, исходя соком, и глаза её не побелели.

Расположившись на полянке возле омута, постелил на землю пару срезанных веток орешины, положил рыбу на листья, перекрестился, сел и приступил к трапезе. Щука получилась изумительной. Он сидел, отщипывая кусочки сероватого, пахнущего омутом мяса, отправляя их в рот и поглядывая по сторонам.

Вдали, на востоке грохотала война. Вокруг стоял, шелестя листвою, спокойный лес. По небу ползли облачка. Было тепло, светло и хорошо.